Дингир
Шрифт:
— И в чём же ты считаешь себя повинным сын мой? — ответил тот спустя томление.
— Да я просто начал ржать над ним как сумасшедший.
— Каждый переживает потрясение по-своему. Твой товарищ внезапно погиб. Не многим под силу бесследно пронести это мимо своего разума и сердца.
— Вы говорите не как священник. Обычно вы считаете исповедь вторым крещением, а не сеансом психологии… Ладно, а как вам такое?.. Был один грудной ребенок, который в будущем стал бы террористом, и он унёс бы с собой жизни пятнадцати человек. Нууу… я вынул его из коляски и футбольнул с горы как мячик. И когда он коснулся крутой поверхности, то стал скатываться с неё и подскакивать как невнятно
— Грешны все. Поэтому мы не вправе указывать на грехи других или осуждать их. Но не все способны осудить грехи внутри себя: увидеть своего внутреннего монстра, а публично исповедаться тем более, так как гордыня — самый сильный грех.
– “Ад пуст, все дьяволы сюда слетелись”, да отец?.. Это сказал Шекспир. Наверное, он сам не понимал, насколько был прав… А вы неплохо сочетаете психологию с религией. Эта комбинация помогла вам добраться до Надсущинатурного Виденья. Но надолго ли вас хватит на фоне мирских испытаний?
— Мирских испытаний?.. Таких испытаний хватило в моей жизни с достатком, — священник сжал в руке трость, а его белённый, слепой взгляд обратился в воспоминания…
— Дааа… война — это лучшее испытание, которое можно только придумать. Лично я считаю религиозный люд, богомолов: слепым стадом баранов. Да, именно: “слепым” и именно: “стадом баранов”. Вы слепы отец, но ваши глаза видят куда больше, чем глаза зрячих. Перед миром чистый человек более оскверняемый: его мирской багаж не тронут. Это может опрокинуть его на самое дно, но тот, кто уже вылез оттуда не провалиться в бездну снова. Убийца, который стал праведником, куда лучше праведника, ставшего убийцей… Даже не знаю отец, за что и зацепиться?.. Раш навещал лжеца, убийцу и насильника — он явно кормится, но что ему потребовалось от вас отец?
— Ааа… тот молодой человек… Помощи и совета хотел он…
— Совета?! От вас? Хм, как любопытно… Интересно, какой?
Священник улыбнулся, в его тёмной стороне кабинки сверкнула искра.
— Не могу я поведать, ибо чужую душу выворачивать на показ других негоже.
Из ромбовых узоров перегородки повалил лёгкий сигаретный дым.
— Ваша манера речи кажется мне очень знакомой, хм… Скажите, а вы верите в Бога? — спросил Пак священника.
— Бог — есть лишь то, во что мы хотим верить.
— Хороший ответ. Ладно, отец, не буду вас донимать, — Пак шлёпнул ладонями по ногам и встал со стула…
— Ступай с миром сын мой.
Красочный особняк был отделан твёрдым дубом и гранитом. Небольшая группа людей, которая лежала с собственными красными полотенцами снаружи, так же в своём роде украшала каменистую террасу.
Пак подошёл к парадной двери. Через секунду та приняла на себя сильный урон и выскочила из петель.
— Я дома! — крикнул он для всех. Дюжина дам, что сидели за столом и играли в покер, дёрнулись и уставились на незваного гостя… — О, как тут много “икс-хромосомных?!” — Далее Пак в быстром шаге подошёл к их столу и шлёпнул ладонью по чьему-то мобильному телефону. И мелодия: “Экспонат от группы Ленинград” была нещадно уничтожена. — Тот, кто включит эту песню ещё раз, познает на себе все муки Ада! — И Пак ветреным порывом двинул в другую комнату…
Там была ещё одна женщина и недалеко от неё — колыбельная…
Мимоходом Пак выдернул оттуда это живое существо и закинул в камин подобно хворосту.
— Аааа мой ребёнок! — растерзанно крикнула она.
— Ой, да ладно, одним человеческим детёнышем меньше, одним больше. Он бы вырос алкоголиком и придушил свою будущую жену. Да и вообще: “Жизнь — это медленный яд”, кому она вообще нужна?
Она попыталась вызволить из пламени горящее создание, но Пак её оттолкнул.
— А поскольку ты жена мафиозного босса, ты так же повинна в том: кем бы вырос твой сын… Однажды я провёл такой эксперимент: Взяв небольшую группу людей, я стёр их воспоминания и поместил в запечатанное здание, где везде были расставлены намёки на то, что эти люди являются убийцами. Накручивая себя и позиционируя как убийц, они стали в целом воспринимать убийство как дозволенное в рамках своей сущности и освободили своего зверя. Итог: кровавая бойня… Вот только настоящих убийц среди них не было… Твой сын и стал бы заложником этого окружения. Вы уже, поставили ему психологический мат…
Крики младенца доносились в неестественных красках: Будто ранее неразумное существо, под жарящей агонией кричало очень разумно, будто боль расплавила эту восковую маску, под которой прятался он настоящий. И эти крики постепенно смешивались с булькающей кожей и кипящей кровью. Это продолжалось пока они снова не разделились, но на этот раз крик затих, а плоть продолжала кричать в огне.
— Теперь говори… где твой муженёк?
Горюющая мать явно не спешила отвечать, её губы судорожно подёргивались, влажные глаза обхлёстывали огни уже тихого камина… Однако семейная фотография, замеченная Паком на столе, дала необходимый ответ: Каким-то образом, хватило лишь одного его красноглазого взора, чтобы понять, где искать, и он быстро покинул особняк через тот же, изувеченный им парадный вход…
Следующее место, которое он посетил: был заброшенный склад. Серый камень окружал строение как пояс на очень грязном кимоно. Полугнилая крыша, вместо того чтобы являть солнцу пирамиду — наоборот провисла под собственной тяжестью, словно сами лучи когда-то пробили её и теперь продолжают давить, не позволяя ей выровняться обратно.
Снаружи очередная пачка ребят украшала едва позеленевшую траву.
Пак вошёл внутрь. Несколько хорошо сложённых бугаёв, толпилось вокруг скукоженного на полу тела, и обрабатывали его ногами. Один стоял в сторонке, видимо главный самец этой стаи.
Вняв эту картину, Пак пошёл к ним.
Воздух был как вакуум, пыльный и сухой. Множество щелей никак не хотели содействовать пропускным способностям, несмотря на сильный ветер снаружи. Одним только вдохом можно было ощутить враждебность этого места, даже если списать интенсивное избиение, которое психологически вносило и свой колорит в атмосферу.
— А вы знаете, почему со времён СССР принято считать овощи полезными? — заговорил Пак со всеми и сразу. — Родители часто говорят своим спиногрызам: “Дети ешьте овощи, они полезны”. Но, правда, в том, что овощи быстро портятся, соответственно они минимально подвержены импорту и экспорту. Россия славится своими плодородными землями — это большая страна — очень много овощей. Но всё гниёт. “Лучше заполнить их желудки тем, что скоро стухнет, а не тем, что можно продать”. И поколение с засраными мозгами, начинает засирать мозг и другим… Примерно по той же причине религия расползлась по всему свету.
Все уже держали в направлении Пака своё оружие. Кроме одного полулысого амбала. Он выдёргивал пистолет из кармана вновь и вновь, испытывая явные трудности. Выглядело это так будто тот, корча лицо пытался запихнуть себе в карман украденную коробку печенья, при этом смотря продавцу в глаза.
— Ну же, я подожду, — сказал вежливо Пак. В итоге пистолет покинул карман и очень быстро был наведён на цель, словно этой скоростью он старался компенсировать свою раннюю задержку… — Как звать-то хоть?