Динка (ил. А.Ермолаева)
Шрифт:
Леня строго и тревожно, Мышка с нежностью и любопытством, Алина просто выжидательно, а Вася, проникшийся к Динке уважением за ее пятерки, с дружеским участием.
— Не бойтесь, не бойтесь! — замахала руками Динка. — Я знаю, что у нас мало денег… Я не прошу велосипеда… Я прошу… Я хочу…
Динка запуталась и замолчала.
— Ну, говори уж… Что за тайна у тебя? — подбодрила ее мать.
— Скоро уже лето… — медленно начала Динка, — будет очень жарко… Пусть Леня острижет меня наголо, чтоб под рукой волосы кололись, ладно?
— Что? Что? Остричь? Чего она просит? — удивленно
— И только-то? — усмехнулась мать.
— Нет, подождите… Я хочу, чтобы ты, мама, позволила мне гулять, где я хочу, и чтоб никто меня не ругал… А я буду уходить на солнышко, я обещаю нигде не утонуть, нигде на заблудиться и под трамвай не попасть… Я все, все обещаю. — только отпустите меня!
— Это очень серьезный вопрос, Дина, — взволнованно сказала мать. — Это надо обсудить со всех сторон.
Алина неодобрительно молчала, Мышка с тревогой глядела на сестренку.
— Это что же выходит? — сдвинув брови, сказал Леня. — Обрей ее наголо, как мальчонку, и пусти на все четыре стороны?
— Да-да! — обрадовалась Динка. — На все четыре стороны! И каждый день так… Я сама уйду, сама приду! Хорошо, мама? Мамочка?..
— Нет, подожди, Дина… Надо найти какое-то другое решение, — задумчиво сказала Марина. За столом все замолчали.
Отворите мне темницу, Дайте мне сиянье дня, Долгогривую девицу, Чернобрового коня…неожиданно запел Вася, прикрывая газетой смеющееся лицо. Он часто спорил с Мариной относительно неправильного, с его точки зрения, воспитания Динки и теперь с интересом ждал, как она выйдет из затруднительного положения. Для него не было никакого сомнения в том, что Динку одну можно выпускать только во двор.
Долгогривую Девицу, Чернобрового коня…нарочно путая слова, насмешливо тянул Вася.
— Не торжествуйте, не торжествуйте, Вася! Вчера все ваши предсказания с треском провалились! Как бы не было так и на этот раз!.. — ядовито сказала Марина и обернулась к Динке: — Ты уже большая девочка, и если ты дашь мне слово ограничить свои прогулки теми улицами, которые я тебе укажу, то я соглашусь отпускать тебя… И еще: ты должна быть всегда дома к обеду. Поняла?
— Поняла… И я дам тебе слово, мама. Я уже большая девочка… Но если вдруг я нечаянно зайду немного подальше, ты не будешь на меня сердиться?
— Нет, я не только буду сердиться, я раз и навсегда запрещу тебе всякие прогулки без провожатого, так что помни об этом!
— Ну, и стричь тебя мы не будем, — добавил Леня. — С какой это стати ты станешь гололобой? Я сам буду твои косы заплетать, чтобы росли, как у мамы…
— Долгогривую девицу… — насмешливо тянул Вася, постукивая пальцами по столу. — Эх и драл бы я тебя с утра до вечера за все эти выдумки! — добродушно сказал он, вставая. — Пойдем, Леонид!
Глава семнадцатая
ВАСИН ДРУГ
Вася, топая мокрыми ботинками, вбежал в коридор.
— Ох и ливень! Я весь промок до нитки. У вас все дома?
— Старшие дома, а Динки нет, — спокойно ответил Леня.
— Как нет? На дворе черт знает что делается! Надо бежать за ней, а то простудится!
— Не простудится! — засмеялся Леня. — Она сейчас на седьмом небе! Небось сняла свои башмаки и вот шлепает по лужам! И даже не чихнет ни разу!
Как бы в подтверждение его слов на лестницу вбежала Динка… Волосы ее расплелись и висели мокрыми прядями на груди и на спине, с платья текли ручьи; она держала в руках туфли и, шлепая босиком, оставляла на полу целые лужи.
— Я русалка! Я русалка! — дурачилась она. — Лень! Дай мне из кухни большую деревянную ложку, я пущу ее по ручью. Принеси скорей, а то Маруся будет ругаться!
Леня побежал за ложкой, но Вася остановил его:
— Ты с ума сошел! Уложи ее в кровать, она же вся мокрая, простудится! Но Динка все-таки схватила ложку и убежала.
— Ничего мне не сделается! Сами смотрите не простудитесь! — крикнула она, исчезая за дверью.
И ей действительно ничего не сделалось, зато промокший насквозь Вася серьезно заболел.
На другой день он не пришел на урок, а после обеда явился молодой рабочий, близкий друг Васи, который жил с ним в одной комнате.
— Я Иван, — просто сказал он, — товарищ Василия. Он просил передать на завтра уроки и сказать, что малость приболел, жар у него, всю ночь горел… Иван застенчиво улыбнулся: — Хозяйка ругается — боится, ну как помрет. Человек он безродный, кому хоронить…
Вечером Леня с Мариной перевезли Васю к себе. Мышка уступила свою комнату. У Васи оказалось воспаление легких. Он лежал в спокойной беленькой комнатке, около него по очереди сменялись все «арсенята», и Васе казалось, что никогда еще в его жизни не было таких теплых счастливых дней.
Васина болезнь ввела в дом Арсеньевых нового знакомого. Иван приходил запросто навестить товарища; держался он непринужденно, и только иногда в разговоре смущенная улыбка выдавала его застенчивость. Мышка и Динка встречали Ивана радостными возгласами:
— Здравствуйте, здравствуйте! Васе сегодня лучше! Как-то пригласив Ивана пить чай, Марина узнала от него; что после смерти отца Иван остался с матерью и старшим братом Николаем. Жили они тогда в Петербурге. Николай, как и отец, работал на Путиловском заводе. Похоронив отца, мать уехала с Иваном к своей родне в Киев; Николай не захотел бросить свой завод и остался в Петербурге. В Киев Иван встретился с Васей.
— Он у нас угол снимал, грамоте меня учил, а потом, как мать умерла, мы с ним поселились вдвоем у хозяйки, там и живем. Летом думаю съездить к брату, может, на Путиловский завод устроюсь. Брат зовет, — степенно, не спеша рассказывал Иван.
Марина жадно расспрашивала про настроение рабочих, вспоминала девятьсот пятый год, свою воскресную школу, спрашивала про рабочие кружки… Много ли собирается народу?
— Да, собирается народ охотно, только ведь сами знаете, слежка за: нашим братом… Но все же умудряемся. Вон Василий иногда брошюрку какую почитает… А то один раз Николай на отпуск приехал, много чего интересного порассказал…