Динка (с иллюстрациями Воробьева)
Шрифт:
В субботу Динка, обгоняя всех, мчится через мокрый лес… В сумерках чудится ей, что на хуторе в одном из окошек горит тоненький огонек.
Но нет, никого нет… Так и раньше, и теперь, в этот раз. Сегодня воскресенье, Динка проснулась раным-рано… Вчера Леня и Вася копали ямки для посадки саженцев черешни, вишни и молоденьких яблонь, в ямках набралась вода, всю ночь по железной крыше мелко и надоедливо стучал дождь. Динка в стареньком пальтишке и намокшей, как мышь, серой шапке с ушами, в стоптанных прошлогодних башмаках бегала вчера с Федоркой по лесу. Собирали поздние грибы, ели горьковатую рябину, аукались… Федорка,
Наигравшись, подружки разбежались по домам. Когда Динка вернулась, на хуторе уже зажгли свет.
В воскресенье Федорка была занята, старая бабка тащила ее с собой в церковь.
Динка грустно стояла на террасе и смотрела на хмурое небо.
– Ну, что ты стоишь? Дождя сегодня не будет - выходи на террасу, - сказал Леня.
– Вон куда тучи ушли, на город! Динка обрадовалась:
– Значит, мы все деревья посадим сегодня?
– Конечно. Я и под дождем посадил бы, от этого дереву худо не будет. Спасибо Васе, помог мне вчера все ямки вскопать.
– А Вася уже уехал?
– ОН рано… Ему на урок надо.
Леня уже давно ходил в гимназию. В новом гимназическом мундирчике, затянутый поясом, в новой фуражке, у которой, по обычаю «бывалых» гимназистов, полагалось примять донышко, Леня был так не похож на себя, что сестры совсем затормошили его.
– Какой ты тоненький стал, высокий….
– восхищалась Мышка.
– Настоящий гимназист!
– оценила с гордостью Алина. А Динка запрыгала, схватив Леню за руку:
– Пойдем пройдемся, чтобы все видели, какой ты гимназист!
Леня был счастлив и озабочен. Первые же дни в гимназии показали ему, что знаний и опыта у него все же маловато, что надо с неослабевающим усердием продолжать свои занятия с Васей.
– Чудом вскочил я в пятый класс. Но теперь уж не отступлюсь, я должен до рождества в первые ученики выйти!
Вася соглашался и, недоумевая, спрашивал:
– Что это за фантазия всей семьей, ездить каждую субботу на хутор? Ну, поехали бы мы с тобой раза два, посадили бы, что там надо… Удивляюсь Марине Леонидовне, честное слово, у нее бывают такие же фантазии, как у Динки!
– Так она ж ее мать!
– смеялся Леня.
Он ни одной минуты не сомневался в своем друге, но посвятить его в тайну ожидания Арсеньевыми отца все же не мог. «Что зря об этом болтать? Мать захочет - сама скажет, а если молчит, значит, и мне говорить не надо», - решал про себя Леня.
– Да, сегодня денек будет неплохой, - определил он, стоя на террасе и показывая Динке на небо.
– Вон, видишь, какой синий уголок уже очистился!
Леня не ошибся. К полудню показалось слепое солнце, а после обеда вдруг потеплело и стало так тихо, что Леня прямо перед терраской разжег костер и на кирпичах поставили варить грибную похлебку. Марина, подкладывая сучки и помешивая половником похлебку, сидела рядом на крылечке. Леня вытащил старую медвежью шкуру, подаренную когда-то дядей Лекой, и расстелил на земле, около огня.
– Вот тут и будем ужинать!
– сказала Марина. Темнело, Леня вместе с сестрами сажал деревца.
– Ну, теперь остались последние четыре деревца - три березки и один дубок! Ваши березки и мой дубок!
– весело сказал он.
– Ну, показывайте, где какую сажать?
– Мама! Где сажать наши березки?
– закричала Динка.
– Сажайте у каждой под окном, а у Лени под окном дубок!
– распорядилась Марина.
Леня со старшими сестрами пошел рыть ямки.
– Начнем с Алины, - сказал он. Динка, оставшись одна, выбрала себе самую маленькую березу и, встряхнув ее, стала тщательно осматривать корни.
– Я буду расти, и березка будет расти, - сказала она вслух.
– А что, дивчинка, деревья сажаете?
– раздался из кустов чей-то голос.
Динка вздрогнула, прижала к себе березку. Голос… голос… Но из кустов появилась согбенная старческая фигура в наброшенном на плечи домотканом армяке, из-под низко опущенного на лоб соломенного бриля свисали седые волосы и густые длинные усы.
– Сажаем, дедушка, - разочарованно вздохнула Динка.
– А не помочь ли вам, девоньки?
– ласково спросил дед. Динка снова внимательно и настороженно оглядела его с ног до головы.
– Нет, дедушка. Спасибо! Мы сами с руками, - улыбнувшись, ответила она и тут же, подумав, что дед, может быть, голоден, спросила: - А ты чей, дедушка?
– Да я ничей, иду издалека, - как-то неопределенно ответил дед, вглядываясь в горящий костер, у которого сидела Марина.
– Подожди тут, дедушка.
– Динка положила на землю свою березку и побежала к матери. Марина, склонясь над огнем, мешала грибную похлебку.
– Мама! Там один ничейный дед. Можно его позвать?
– Где, где?
– взволновалась Марина. Алина, Мышка и Леня, услышав громкий голос матери, обернулись.
– Сейчас!
– крикнула Динка и, боясь, что дед уйдет, бросилась обратно.
– Пойдемте, дедушка, пойдемте! Не бойтесь, там моя мама!
– весело сказала она старику, хватая его за рукав.
Марина, выпрямившись, стояла над костром, огонь освещал ее тонкую фигуру и заплетенную по-девичьи косу.
– Маму-то я вижу. А вот еще кто у вас? Может, прогонят странника?
– надвигая на лоб свою соломенную шляпу, сказал старик.
– Ой, что вы! Там только мои сестры еще и брат. У нас никто не прогонит. Мы не такие… - успокаивала его Динка, между тем как Марина поспешно шла к ним навстречу.
Остановившись в двух шагах, она тихо ахнула, выронила половник.
Ничейный дед молча шагнул к ней…
– Как же это ты сразу не узнала? Отца родного не узнала?
– долго подтрунивали потом сестры над озадаченной Динкой.
– Да я думала, ничейный дед… Седые усы… - оправдывалась Динка.
– Папа, папа… Ты поживешь с нами?
– прижимаясь к отцу, спрашивали дети.
– Поживу, поживу. В этот раз уж мы познакомимся поближе. Вот и с сыном о многом нам нужно переговорить, - глядя на смущенное лицо мальчика, говорил Арсеньев. Он уже снял свой седой парик, отлепил длинные усы, бросил на траву стариковский бриль и, наконец, предстал перед глазами жены и детей в своем настоящем виде, с такими знакомыми синими смеющимися глазами.