Динка
Шрифт:
Его сочувствие расположило Динку, и, присев рядом на соседний стул, она начала рассказывать про гимназию:
– Вы знаете, даже сам Никич сказал, что в гимназии учатся одни белоручки! Ведь нам ничего не велят делать, и руки мы все время держим под партой, как будто они мертвые. Да еще в этом запертом классе все время разговаривает только одна учительница. И она такая эгоистка, что никому из детей не дает раскрыть рта!
– Но учительница знает больше, чем дети, – возразил капитан.
–
Капитан снова засмеялся. Ленька, обрадовавшись, что Динка стала сама собой, весело кивнул головой.
– Она кого хочешь насмешит! – сказал он с гордостью и, желая оправдать в глазах капитана недавнюю дурость своей подружки, добавил: – А то ишь какой дурочкой притворилась!
– Я не притворилась... Я просто сильно запугалась, и у меня сделались куриные мозги, – пояснила Динка.
– Но почему же ты запугалась? Разве я такой страшный? – спросил капитан.
– Нет, вы оказались нестрашный. Но ведь я же не знала, какие бывают капитаны... И потом, я всегда боюсь очень умных взрослых людей. Потому что в голове у меня такая суматоха... – засмеялась Динка, встряхивая своими кудрями.
– У тебя не в голове, а на голове суматоха. Вот Ленька поедет со мной в Казань и привезет тебе в подарок красивую ленту! – сказал капитан.
– Нет, не ленту, а красивые сапожки. Да, Лень?.. Он привезет мне красные сапожки! – похвалилась Динка.
Капитан, улыбаясь, взглянул на Леньку.
– Ну, где они еще... Это я так, подумал только... – застеснялся мальчик.
– Раз обещал, надо привезти, – сказал капитан и снова спросил Динку: – А ты не будешь скучать, когда он уедет?
– Я день и ночь буду... – вздохнула Динка и, соскочив со стула, подошла к Леньке: – Правда, Лень, мы обое будем очень скучать?
– Ничего... – сказал Ленька и, боясь, что она расстроится, стал поспешно прощаться.
– Не опаздывай. Послезавтра мы уходим, – напомнил капитан.
– Я не опоздаю! – сияя, сказал Ленька и легонько подтолкнул Динку к двери. – Попрощайся! – шепнул он ей.
Динка подошла к капитану, взяла обеими руками его руку.
– Прощайте! – сказала она. – Я еще приду проводить Леньку.
Глава 67
Горькие мысли
Домой Динка не шла, а бежала и тащила за собой Леньку.
– Пойдем скорей на утес, – говорила она. – Там это все забудется...
– Что забудется? – не понимал Ленька.
– Ну, вот этот пароход... и капитан...
– А что ж капитан? Разве он тебе не понравился? – удивился мальчик.
– Нет, понравился. Но ведь он сказал, что ты с ним уедешь, – вздыхая, говорила Динка.
– Вот глупая! Так мы же сами просили! – грустно усмехался Ленька.
Его тоже пугала близкая разлука, но при мысли, что теперь он станет настоящим человеком и будет служить на большом красивом пароходе, даже предстоящая разлука казалась ему легче. Леньку радовало, что капитан действительно оказался простым и добрым человеком.
«Стараться буду вовсю!» – с благодарностью думал мальчик, представляя себе, как мчится он на зов капитана, быстрый, ловкий, сообразительный. Нравилось ему также, что он будет есть и спать вместе с матросами. Койки у них небось тоже подвесные, как люльки... Широка, глубока Волга, плывет по ней пароход «Надежда», на пароходе служит лихой матрос Леонид Славянов – не принято там называть по имени.
«Эй, Славянов!» – станут величать Леньку матросы, и вместе с собственной фамилией получит он собственное достоинство, придет в гости к Макаке, подаст всем руку. А пока... Что ж, пока надо расставаться. Может, на неделю, а может, и на две...
Ленька бросает украдкой взгляд на идущую рядом подружку, и мечты его тускнеют. Кажется, что в ней особенного? Суматошная она девчонка, беспокойная... А брось ее – и заскучаешь! Когда б еще знать, что не ревет она, не бегает, не ищет его. А то хоть вплавь бросайся и греби назад, да и только! «Вроде няньки я ей», – с грустной усмешкой думает Ленька, ощущая в своей руке маленькую цепкую руку.
– Ты слышь, Макака... Не реви тут, как я уеду, – говорит он вздыхая.
Девочка поднимает на него глаза и молчит.
– Эх, ты, – говорит Ленька, – надсада...
Потом снова думает о капитане, о большом белом пароходе и матросском воротнике, только мысли эти короткие, не за что им зацепиться надолго; а вот та жизнь, с которой он расстается, имеет уже глубокие корни, крепко сидят эти корни в Ленькиной душе, глубоко вросли в нее.
– Ты спроси дома, не слыхать ли чего о Косте, а то уеду я и ничего знать не буду... И про дядю Колю узнать бы, а то ведь толком ничего я о нем не слышал больше... А еще, может, Степана уже выпустили... Повидать бы его мне, когда приеду... – говорит Ленька.
– Пойдем к моей маме... У нас теперь все тебя знают, почему ты не идешь? – тоскливо спрашивает Динка.
– Я приду... Вот приеду и приду. А сейчас нет... – упрямится мальчик и, сдвинув брови, вспоминает свой ночной визит. – Шарахнулась тот раз от меня ваша Алина, как от жулика. А ты вот что скажи, если кто спросит... – Ленька вдруг поднимает голову и веско говорит: – Ты скажи: у него, мол, другая одежа есть. Штаны черные, навыпуск, бескозырка с лентой и воротник матросский, ни разу не надеванный... При матери скажи, ладно?