Динка
Шрифт:
– Виктор Николаевич... Сахарная Голова... то есть наоборот... – совершенно запутавшись от смущения, шепчет Мышка.
– Ха-ха-ха! – громко хохочет Виктор Николаевич. – Это кто же окрестил меня так? Ах вы, насмешницы!
– Я нечаянно... – бормочет Мышка. – Но вы не смейтесь, потому что нам нужно сказать вам одну тайну.
– Тайну? Так пойдемте домой, и там вы мне все расскажете! – добродушно предлагает Виктор Николаевич.
– Э, нет! Мы пойдем вот куда! Пойдем, пойдем! – хватая Виктора Николаевича за руку и увлекая
Мышка идет сзади. Она совершенно не уверена, что Сахарная Голова – тот самый жених, о котором говорила Динка. Мышке очень страшно обидеть взрослого человека, приехавшего к ним в гости. Динка всегда может наделать глупостей... Ну куда она тащит его?
– Динка! Надо же раньше узнать хорошенько... – шепчет Мышка, забегая вперед.
– Подождите! Куда это вы меня тащите? Здесь уже глухой лес... Взяли меня в плен и тащат, как связанного медведя! Ну, выкладывайте ваши тайны! – усаживаясь на пень, говорит Виктор Николаевич.
Но девочки нерешительно переглядываются, и Мышка, набравшись храбрости, поясняет:
– Если вы правда Катин жених, то мы вам скажем, а если нет, то вы идите, а мы будем еще ждать.
– Хорошо, я вам сознаюсь. Я и правда Катин жених, только, чур, пока никому не говорить! – лукаво грозит он пальцем.
– Мы не будем говорить, потому что вы больше не жених... Катя вчера из-за вас плакала... Они с Костей хочут друг на друге жениться. Они даже подрались, наверное, потому что Костя сказал, что Катя нанесла ему удар... – бойко рассказывает Динка.
– Что ты врешь! Катя никогда не дерется, – быстро перебивает ее сестра.
– Подождите, девочки... – медленно говорит Виктор Николаевич, проводя рукой по лбу. – Я хочу знать, откуда ты все это знаешь? – спрашивает он Динку.
– Я сидела за палаткой, а они говорили...
– Динка нечаянно подслушала, – краснея, вставляет Мышка.
– Я не подслушивала, я просто услышала, потому что Костя сразу закричал: «Зачем ты это сделала?» А Катя говорит: «Мне жалко Марину и ее детей...» И сразу начала плакать, а Костя ушел...
Мышка толкает сестру и, указывая глазами на Виктора Николаевича, трясет головой. Динка замолкает. В лесу становится тихо-тихо. Только какая-то птичка, весело перепархивая с ветки на ветку, шуршит листьями. Взрослый человек изо всех сил старается справиться со своим горем... Он поднимает с земли тоненькую веточку и, медленно обламывая ее, для чего-то складывает на коленях короткие, как спички, обломыши... Здоровый загар его щек бледнеет, и прикушенная нижняя губа нервно вздрагивает. Мышка пытается поймать его отсутствующий, уходящий куда-то вдаль взгляд... Ей кажется, что мягкие черешневые глаза полны слез...
– Хорошо, девочки, спасибо... – говорит Виктор Николаевич. – Я сейчас уеду... – Он поднимает на Динку глаза и, пытаясь улыбнуться, тихо добавляет: – Я больше не жених, ты не беспокойся...
Динка ежится и, не зная, что сказать, опускает голову.
– Я сейчас уеду, – повторяет Виктор Николаевич и, достав из кармана блокнот, вырывает из него листок.
Мышка широко раскрытыми испуганными глазами следит, как Виктор Николаевич встает, подходит к дереву и, приложив к стволу свой блокнот, медленно пишет на листке какие-то слова...
Перед Мышкой вдруг, как страшное видение, возникает большой газетный лист с жирным черным заголовком «Происшествия». Она вспоминает короткие сообщения о самоубийцах, которые всегда оставляли записку: «Прошу никого в моей смерти не винить».
Изнемогая от жалости и тревоги, она дрожащими губами прижимается к Динкиному уху и прерывающимся голосом сообщает ей свою догадку. Динка смотрит на брошенную в траве веревку, на сестру, на Виктора Николаевича, который, задумавшись, что-то пишет, зачеркивает, отрывает новый листок и снова пишет. Потом, медленно складывая его, поворачивается к девочкам.
– Вы передадите Кате эту записку, – говорит он.
Но Динка со страхом отступает назад и прячет за спиной руки.
– Вы хотите повеситься? – тихо спрашивает она.
Мышка с громкими рыданиями бросается к Виктору Николаевичу и, обнимая его обеими руками, жалобно просит:
– Не надо... Не надо... Мы найдем вам другую... такую же хорошую... Мы будем всех... спрашивать...
Виктор Николаевич растроганно поднимает девочку, гладит ее волосы:
– Успокойся, успокойся... Мышка, голубчик... Посмотри, я же не плачу... Ну конечно, мы найдем другую, хорошую...
Слезы Мышки глубоко трогают его; ему хотелось бы долго и неутешно плакать вместе с ней или, наоборот, скорей утешить ее и уйти...
– Мы найдем другую, и тогда никто не будет плакать, а сейчас я пойду! – мягко улыбаясь, повторяет он и, наклонившись к Мышке, берет в обе руки ее тонкие пальчики. – Спасибо тебе, голубчик... Прощай, девочка...
– Прощайте! – всхлипывает Мышка. Виктор Николаевич медленно рвет на мелкие кусочки свою записку.
– Я потом напишу Кате... – говорит он и, кивнув девочкам головой, быстро удаляется.
Динка, опустив руки, смотрит вслед уходящему... Виктор Николаевич идет не оглядываясь; этот большой человек словно бежит от чего-то, плечи его согнуты, и голова так напряженно поднята вверх, как будто он собирается раздвигать лбом нависающие над дорогой ветки.
– Пойдем, – трогая за руку сестренку, тихо напоминает Мышка.
Но Динка до тех пор не двигается с места, пока высокая фигура Виктора Николаевича не скрывается за поворотом дороги. И странно, она не ощущает ни радости, ни торжества от изгнания Катиного жениха.