Дипломатия Волков

Лайл Холли

Кейт уже научилась отвечать ей, не производя звуков.

«Возможно. Однако я не сумею убедить в этом Хасмаля. Остается только помочь ему в совершении этого обряда, чтобы он сам увидел, насколько преувеличивает ожидающие нас опасности».

— Моя идея не нравится твоей прабабке, да?

— Ты способен слышать ее?

— Нет. Но я научился читать по твоему лицу. Теперь я всегда замечаю, когда ты вступаешь в общение с ней: у тебя на лице появляется отстраненное выражение, а губы напрягаются. Скажи ей, что я нуждаюсь в твоей помощи, хочет она того или нет.

Говорить не было нужды. Амели все прекрасно слышала. И отреагировала в самых ругательных выражениях. Кейт не стала дословно пересказывать ее комментарий, молвила только:

— Идея по-прежнему не нравится ей. Но, если тебе действительно нужна помощь, рассчитывай на меня.

— Тогда

встречаемся в задней кладовой, где хранят пищевые припасы, — ночью, когда прозвонят Телт.

Кейт стояла на коленях на жестком полу — позади мешков ямса, муки, бочонков пива, под кусками вяленого мяса, которые висели над головой на крюках и раскачивались при каждом движении корабля. Во тьме тени этих безобидных предметов превращались в очертания чудовищ, восстающих из морских глубин… Она едва ли не ощущала затылком их жаркое дыхание. Каждый скрип заставлял содрогаться от страха, что она вот-вот попадется. Писк и топоток крыс, сновавших вдоль запертых ящиков, вдруг начал раздражать ее, а от каждого случайного шага по палубе над ними сердце ее выбивало дробь как боевой барабан.

Прежде тьма никогда не смущала Кейт. Однако она поняла, что боится предстоящего знакомства с истинной, черной магией не меньше, чем разоблачения.

Напротив нее Хасмаль поднес к груди чашу для крови, закрыл глаза и торопливо зашептал молитву Водору Имришу, в коей просил его о том, чтобы никто не прервал начинающийся магический поиск. Вознеся молитву, он зажег крошечную свечу, согнулся над нею и при свете ее огонька отворил себе кровь и пустил струйку в чашу. Кейт наблюдала, как Хасмаль орудует жгутом и крошечным ножиком, и решила, что будет волхвовать как можно меньше. Хотя он особенно и не требовал, чтобы она училась фарнхуллен, чарам, сопряженным с кровопусканием, всякий подобный опыт казался Кейт излишним.

Нацедив лужицу крови на дно чаши, Хасмаль задул огонек. Ежась и тяжело дыша, он привалился спиной к мешку с ямсом.

— А теперь начинаем само заклинание, — предупредил он. — Окружи нас обоих своими экранами, пока я не прикажу тебе опустить их.

— А ты уверен, что это нужно делать? Тогда Галвеи и Сабиры смогут увидеть, чем мы тут заняты… и где находимся.

— Экран, отгораживающий нас от мира, легко может превратиться в ловушку. — Он передернул плечами. — Защищенный оберегом не может послать свое заклинание. Чужой щит тоже помешает это сделать. Данный факт и делает магические сражения крайне опасными. Однако вернемся к делу. Будь готова и жди моей речи.

Кейт уже пребывала в смятении, и сама мысль, что необходимо будет открыться перед преследователями, еще более усугубила его. Все же она кивнула и сфокусировала свои мысли — так, как учил ее Хасмаль. Тем временем сам он вытряхнул в чашу с кровью порошки из нескольких пакетиков и начал заклинание, которое она читала в одной из последних глав Тайных Текстов.

Хи'айе абоджан, триашан скаререПефоран нони токал им хверат…Я, ждущий издавна во тьмеПришествия света,Ишу теперь воплотившийся духВозрожденного; тебя, бывшего преждеВладыкой Соколов,Нашего учителя и наставника,Украденного у нас прежде времени,Обещавшего нам вернуться и стать во главе;Тебя, учившего любви, состраданию,Смирению и ответственности,Целостности и чести — превыше всего.К тебе взываю.Мир ждет тебя,И Соколы тебя не забыли.О Король Соландер,Буду ли я благословен звуками твоего голоса?Да, буду я твоим защитником,Покуда ты слаб,Твоим учителем, покуда ты юн!Твоим слугою навечно,Чтобы ты мог вернутьсяИ исцелить скорби народа,Явить любовь и исполнение надежд.Вернись

в скорлупку мира,Оставленную тобою.

Всыпанные в кровь порошки начали светиться. Кейт поежилась. Ей хватало отваги в любой жуткой, но обыденной ситуации, однако чары повергали ее в ужас, рождали в ней здоровое стремление убежать куда-нибудь подальше. Кейт ощущала действие заклинания, она чуяла его своими костями и кровью; и хотя чары Хасмаля нельзя было назвать болезненными или «грязными» — как это сделал Дугхалл в аэрибле, — она чувствовала все возрастающее смятение. Словно бы она стояла возле костра, разгоравшегося сильнее и жарче. Кейт знала, что в настоящий момент опасность ей не грозит. Однако ситуация вполне могла радикально перемениться.

— Сбрось экран. Если Возрожденный действительно вернулся, засветится уже сама кровь, — сказал ей Хасмаль перед самым началом.

И теперь, в тишине и во мраке, кровь подтверждала правоту духа, объявившего весть Хасмалю. Она действительно засветилась, и белый свет этот, сначала осиявший тонким слоем всю чашу, распространился на ладони, руки и плечи волхва, наконец охватив его целиком.

А потом свет расширился еще больше, окутав Кейт теплым, умиротворяющим коконом.

Оказавшись внутри светящегося шара, она почувствовала робкое пробуждение Возрожденного. Где-то вдали в материнском чреве шевельнулся младенец, потянувшийся к легкому как перышко прикосновению чар. Дитя было полно любви, просто являлось ею. Горючие слезы вскипели в глазах Кейт и потекли, по щекам, и она благословила эту тончайшую связь. Дух Возрожденного прикоснулся к Кейт, и страх ее перед магией рассеялся… она ощутила себя нормальной. Нет, более того, нужной, необходимой… как никогда в жизни. Даже имея дело со своими родителями, она понимала, что те любят ее наперекор уродству, стараясь забыть о нем. Но Возрожденный любил ее такой, какой она была, и считал ее своею, ибо в его глазах она была столь же совершенна, как и он сам.

В тот миг соприкосновения она ощутила, что всегда гнездившаяся в ней боль исчезла. Потом она поглядела на Хасмаля, заметила слезы, стекавшие по его щекам, и поняла, что не одинока в своих чувствах. Кейт и поверить не могла, что оказалась столь благословенной… что ее избрали помогать Возрожденному, в то время как другие, куда более достойные люди, жили и гибли ради его явления, так и не сподобясь лицезреть воплощение своих надежд.

Краем сознания она ощущала других Соколов, что подобно Хасмалю явились предложить свои услуги и исполнить клятвы… чтобы присутствовать при уединенном начале радостного чуда, обещанного всем людям. Их было много, этих разумов; незнакомые Кейт, они соединялись в общей любви и цели… соприкасаясь с нею, они не отшатывались в отвращении. Она была собой — какая уж есть, они тоже… и все они собрались вокруг души Возрожденного — как люди, затерявшиеся в пустыне и наконец обнаружившие источник. Теперь они ни в чем более не нуждались; им оставалось только любить друг друга и вместе ликовать.

Потянувшись далее, Кейт соприкоснулась с Матерью Возрожденного и испытала истинное потрясение. Та излучала лишь ярость, боль и ненависть. Кейт чувствовала, что женщина эта жестоко пострадала от рук своих врагов. Мать, казалось, напрочь отгородилась от любви, которую предлагало ей еще не родившееся дитя, боль и гнев не позволяли ей выйти за пределы собственного разума и исцелиться, как исцелилась Кейт. И вдруг произошло новое потрясение. Мысли и воспоминания этой женщины достигли сознания Кейт, и она обнаружила, что матерью Возрожденного является ее собственная кузина… Даня!

Она хотела закричать. Ты все-таки выжила! Значит, хотя бы один любимый ею человек пережил предательское нападение Сабиров. Впрочем, Кейт не сумела добиться, чтобы Даня услышала ее. Ей хотелось сказать: ты не одна, я здесь, и я приду на помощь тебе. Однако Даня не слышала предлагаемого ею утешения.

Кейт не хватало умения передавать свои мысли с помощью чар. Но она выучит все, что окажется необходимым, потому что в тот миг, когда Хасмаль ввел ее в свой круг, мир Кейт изменился к добру. Жизнь ее обрела цель… вдруг оказалось, что ей предстоит еще так много сделать. Возрожденный уже существует, он станет сыном ее любимой кузины, вовсе не павшей от рук Сабиров. И Кейт совершит все возможное, чтобы сохранить их, чтобы помочь любви Возрожденного восстановить весь мир.