Дипломатия Второй мировой войны глазами американского посла в СССР Джорджа Кеннана
Шрифт:
На моей памяти нет другого человека, который бы менее всего нуждался в панегирике. Как и многие, я обожал его, даже в определенной степени любил за те качества, которые он имел. Некоторые из них были широко известны, о других же общественность знала мало: прямота натуры, обходительность и джентльментство, строгое отношение к своим служебным обязанностям, невозмутимость даже в случаях, связанных с беспокойством, критический склад ума, взвешенность суждений и решений, настойчивость в отстаивании принятых решений, отсутствие амбициозности и мелочного тщеславия, индифферентность к капризам общественного мнения и высказываниям средств массовой информации, благожелательное отношение к подчиненным без выделения любимчиков (в Госдепартаменте не было ни одного человека,
У меня сложилось впечатление, что я был для него загадкой: ведь он не привык к людям, подобным мне. Но он понимал, что я давал ему все, что мог, исходя из отношений службы и лояльности, поэтому относился ко мне с определенной снисходительностью и уважением.
Строго говоря, он был скуп на похвалу. Кроме упомянутого выше письма, содержавшего несколько скупых слов признательности, я услышал от него своеобразную высокую оценку своей деятельности, когда он поручил мне выступить в роли хозяина на приеме им у себя в офисе двух-трех гостей, прибывших на официальный завтрак. Он попросил меня налить спиртного, что я и сделал, несколько нервничая. Посмотрев, как я кудесничаю, он сказал:
"Кеннан, они говорят мне, что вы - хороший руководитель группы планирования, что, собственно говоря, я и сам знаю, но... черт побери (сказано это было по-военному)... кто научил вас класть лед в бокал, не налив туда виски?
Мне вспоминается еще один эпизод, когда он проявил ко мне особое внимание. Стояла весна 1948 года. Успех плана Маршалла был настолько очевиден, что мы с Боленом посчитали: нашему правительству необходимо сделать примирительный жест в отношении советского правительства - показать, что мы не собирались его унизить или прижать к закрытой двери и готовы к переговорам по всем проблемам в любое время. И мы порекомендовали генералу Маршаллу сделать соответствующее заявление советской стороне. Эта рекомендация была принята, и посол Уолтер Биделл Смит получил необходимые инструкции, в соответствии с которыми заявил Молотову, что правительство Соединенных Штатов заверяет: "Дверь всегда широко открыта для переговоров и дискуссий с тем, чтобы снять возникшие противоречия".
Этот гамбит обернулся для нас довольно болезненно. Молотов, получивший, вне всякого сомнения, указание хозяина Кремля, использовал эту оказию против нас, сделав вид, будто понял нашу инициативу как приглашение к переговорам на высшем уровне, и выразил на это согласие советского правительства, что вызвало бурю спекуляций и протестов. Наши западноевропейские друзья, застигнутые врасплох, стали обращаться к нам и лично к госсекретарю, требуя объяснений. Намеревались ли мы начать переговоры с Россией за их спинами? Администрация стала растолковывать, что не имела в виду ничего подобного, попав сразу же под перекрестный огонь критики со стороны обозревателей и издательств. Одни обвиняли ее в неуместности подобных предложений, другие почему мы не идем на переговоры, коль скоро сами же предложили их начать. Херблок в газете "Вашингтон пост" поместил карикатуру, на которой был изображен Гарри Трумэн с битой в руке и мячом, лежавшим у его ног, с призывом: "Нанеси удар!"
Я был напуган тем, что сделал. Два вечера подряд я прогуливался по улицам Фоксхолл-Виллидж, размышляя над событиями и пытаясь найти нашу ошибку. На третий день я направился к генералу, чтобы поделиться своими соображениями. Он сидел, обложившись газетами.
"Генерал, - произнес я, - мне известно, что настоящий мужчина должен учиться на своих ошибках, а не плакаться. Я целых два дня размышлял, пытаясь выяснить, что же мы сделали неправильно. Клянусь своей жизнью, но никаких ошибок я не вижу. Думаю, что мы были правы, а ошибаются критики. Однако, поскольку критики очень много, где-то все же был допущен промах".
Генерал Маршалл отложил газету, тяжеловесно повернулся ко мне и пристально посмотрел поверх своих очков. Я с трепетом ждал, что будет дальше.
"Кеннан, - сказал он, - когда мы высадились в Северной Африке в 1942 году и все вначале протекало успешно, мы были просто гениями в глазах прессы в течение трех дней. Когда же начались тяжелые бои под Дарланом, газетчики целых три недели называли нас остолопами.
Решение, о котором вы говорите, - продолжил он после небольшой паузы, было одобрено мной, обсуждено на заседании кабинета министров и получило одобрение президента.
Единственно, что меня беспокоит, так это отсутствие у вас мудрости и проницательности обозревателя. А сейчас убирайтесь!"
Несмотря на большую занятость в Госдепартаменте, я старался, когда мог, принять участие в завершении учебного года в военном колледже. 18 июня я выступил в последний раз перед слушателями и рассказал им о характере деятельности группы планирования Госдепартамента в области внешней политики, исходя из шестинедельного опыта нашей работы. Для лучшего понимания сути вопроса я привел параллель:
"У меня довольно большая ферма в Пенсильвании. По этой причине вы никогда не видели меня здесь в конце недели (или, говоря по-другому, вы не увидели бы меня, если сами были бы в это время здесь), так как я постоянно уезжал на ферму. Ферма расположена на 235 акрах и имеет целый ряд строений. На каждом из этих акров что-то постоянно происходило: бурно росла сорная трава, образовывались овраги, падала изгородь, блекли краски, начинали гнить деревья, грызуны рыли ходы и норы. Казалось, ничто не пребывало в покое. Поэтому выходные дни, теоретически предназначенные для отдыха, проходили в каких-то делах. Там стал рушиться мостик, но не успевали вы приступить к его ремонту, как появлялся сосед с жалобой на свалившийся забор - в полукилометре от здания фермы. В это же время прибегала дочь, сообщавшая, что кто-то забыл закрыть дверь в свинарник и свиньи разбежались. По дороге к свинарнику вы обнаруживали, что гончая собака расправляется с котятами ваших детей. Спасая котят, замечали, что целая секция крыши амбара оголилась и требует срочного ремонта. Из окна ванной кто-то кричал, что насос, видимо, остановился и в доме нет воды. А к воротам подъезжал грузовик с щебнем и камнем, заказанными вами для укладки дорожки. Стоя растерянно и размышляя, что же надо сделать в первую очередь, вы видели маленького мальчика, сына соседа-фермера, появлявшегося перед вами с ухмылкой на своей рожице: "А бычок-то отвязался и сейчас орудует на клубничной грядке".
Вот так примерно выглядит и политическое планирование. Наш мир довольно велик. В нем, образно говоря, имеется не менее 235 больших акров. И на каждом что-то постоянно происходит. Быстро соображающая и проницательная личность, стремящаяся идти в ногу со временем, может предположить, что упреждает события на одном из этих акров месяца на три-четыре. Но пока это лицо изложит свои идеи на бумаге, разрыв сокращается до нескольких недель. Когда же его идеи получат одобрение, останется всего несколько дней. И вот в соответствии с одобренными идеями начинаются действия, но оказывается, что запланированные события произошли еще вчера. Тогда у многих возникает вопрос, почему, черт возьми, они не были предусмотрены заранее.
Предположим, однако, - продолжал я, - что вы принимаете решение заняться каким-то определенным вопросом, чтобы не быть увлеченным стремительным потоком текущих событий, и концентрируете на нем все свое внимание. Возьмем, например, анализ состояния одной из дружественных нам европейских стран, которая не может восстановить свою экономику за счет только собственных ресурсов в результате последствий войны. И тут вы непременно столкнетесь с длинными языками и противоречивыми взглядами.
Вы говорите: