Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди
Шрифт:
Посол посмотрел в календарь:
— Ближайший рейс «Аэрофлота» — во вторник двадцатого. Из Москвы вернемся третьего июня. Если вы не против, встретимся в понедельник и окончательно все уточним?
Я согласился.
Я знал, что совещание секретарей парткомов заграничных коллективов проводится в ЦК партии раз в два года и что следующее назначено на август. А сейчас май. Что это? Изменение сроков или повод отозвать меня в Москву? Это нужно было сразу проверить.
Я с трудом припарковал машину у советского культурного центра и не торопясь направился в сторону авеню Бургиба.
У ресторана «Саламбо» остановился. С улицы я увидел, что внутри свободен только один столик. Я вошел в ресторан. Не ожидая метра, сел за этот столик и сделал нехитрый заказ: стейк и бокал тунисского вина. Если верить Флоберу, это вино до сих пор делается по рецептам финикийцев, которые когда-то здесь жили. Получив стейк, я написал на салфетке номер телефона советского посольства в Марокко и попросил официанта связать меня с месье Кудрявцевым.
Через пару минут официант подошел:
— Месье Кудрявцев у аппарата.
Мой старый знакомый Виктор Кудрявцев выполнял в Марокко функции секретаря парткома, поэтому, если в Москве действительно собирали всех секретарей, его должны были пригласить тоже.
— Когда в отпуск?
— В августе.
— Хочешь совместить с совещанием?
— Да.
Итак, совещание не перенесено. Совещание будет в августе, а сейчас май. Значит, совещание — это только повод для того, чтобы отправить меня в Москву. Теперь понятно, почему приехал гость.
Это означало, что выход у меня теперь только один. И действовать надо быстро.
Я набрал номер телефона американского посланника.
— Норман Андерсон у телефона.
— Я хотел бы с вами встретиться.
1.3. Наша страна
— Тогда в Тунисе после беседы с вами, — рассказывал мне потом в Вашингтоне Андерсон, — я вызвал к себе нашего сотрудника, отвечающего за безопасность, сообщил ему о вашей просьбе и добавил, что хорошо знаю вас и убежден, что вы не провокатор, а действительно хотите переехать к тете в Новый Орлеан. К моему удивлению, он сразу согласился со мной и срочно запросил Вашингтон. С моих слов он написал, что вы человек с исключительным IQ и нет оснований предполагать, что вы действуете по заданию КГБ. Ответ пришел через несколько часов. Очевидно, они просмотрели бумаги, которые мы писали о вас раньше. Нам сообщили, что вам нужно помочь.
Он помялся, потом нерешительно произнес:
— Мне не дает покоя один вопрос. Я все время хотел вам его задать, но не решался.
— И о чем вы хотите меня спросить?
— Когда в тунисской гостинице мы с вами шли на встречу с нашим сотрудником, я очень нервничал. Когда мы проходили какой-то коридор, вы вдруг остановились, сделали шаг в сторону и куда-то посмотрели. Я испугался. Потом мы пошли дальше. Я на всякий случай ничего не рассказал нашему сотруднику. Вы помните этот случай?
— Конечно.
— И что это было?
— В большом зеркале отражался зал, где голые девушки танцевали у шеста.
— Really?
— Really!
И мы долго смеялись.
Мы еще с полчаса поболтали и разошлись. Больше я его не видел.
Позже он напишет обо мне: «Extremely intelligent» (Tim Weiner, David Johnston and Neil A. Lewis. Barnes amp; Noble, New York. 1996).
Лера, одна из сотрудниц русского отдела ЦРУ, рассказывала мне потом о том, как в Вашингтоне отреагировали на мою беседу с Андерсоном.
— Нас вызвали в пять утра, сразу же после того, как пришла телеграмма из Туниса. Мы собрали все бумаги, которые были о вас, понесли начальству, а там сказали, что решат без бумаг. Мы стали ждать. Сидели и волновались. Ходили за сандвичами по очереди. Но решали очень долго. Решили только на следующее утро. Без помощи военных организовать вашу эвакуацию было нельзя.
Позже мне рассказывали историю, в правдивости которой я не был уверен, но которую сам охотно пересказывал.
Директор ЦРУ У. Кейси позвонил ночью президенту Р. Рейгану. Тот спал.
— Срочно нужна помощь, чтобы вывезти в Штаты нашего человека.
— Позвони Каспару, скажи, что я дал согласие, — не задумываясь, ответил президент.
Кейси позвонил К. Уайнбергеру:
— Согласие президента есть.
— А я бы и без Рони согласился, — засмеялся министр обороны.
Олег С. прилетел из Вашингтона через три дня после моей беседы с Андерсоном.
— Здесь вам оставаться нельзя, и лететь в Москву тоже нельзя, — сразу же начал он.
Это я знал.
Он помолчал и потом торжественно провозгласил:
— Правительство Соединенных Штатов приглашает вас и вашу супругу в нашу страну.
Я поблагодарил и сказал:
— Вы хорошо говорите по-русски.
Он весело ответил:
— Только по понедельникам.
Олег безупречно говорил по-русски и не был похож на трафаретного агента ЦРУ. Тогда я, разумеется, не знал, что потом в течение почти двадцати лет мы будем каждый май отмечать наше знакомство и каждый раз, встретившись, я буду удивляться:
— Вы хорошо говорите по-русски!
И он — отвечать:
— Только по понедельникам.
Не знал, что через двадцать два года мне позвонит его жена Ира и скажет: «Сегодня ночью Олег умер».
Как-то мы с Олегом и с женами сфотографировались в Нью-Йорке вместе с картонной фотографией Рейгана. Получилось настолько удачно, что я выставил фотографию на столе, и никто не сомневался в ее подлинности.
И сейчас эта фотография передо мной.
Олег С. сопровождал нас до Вашингтона. По прилету он сказал: