Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди
Шрифт:
Заключительный прием устроили на теплоходе. Татьяна села между мной и Черкезовым.
— Как это неприлично — пить рюмку не до конца! — возмущалась она.
— Произнеси тост и попроси их выпить до конца, — посоветовал я.
— Я так и сделаю.
Через минуту она спросила:
— Как по-французски «до дна»?
– `A cul sec.
Татьяна насторожилось: «Странное сочетание» — и решила проверить у Черкезова. Тот подтвердил. Она опять не поверила и попросила меня объяснить, что оно означает.
— «`A» — предлог, «sec», — сухой, «cul»…
Тут
— Донышко стакана, — выкрутился я. — Чтобы донышко стакана стало сухим.
И она произнесла тост. А в конце решила удивить знанием грамматики и употребила форму subjonctif:
— Je veux qu'apr`es mon toast vos culs soient secs.
А это означало: «Я хочу, чтобы после моего тоста ваши ж…ы оставались сухими».
Французы замерли. Потом их руководитель, холеный аристократ со звучной фамилией Фантон д’Андон, произнес:
— А почему бы и нет! Я еще никогда не пил за это. C’est bien maternel tout de m^eme («Это очень по-матерински, в конце концов»).
Позже на заключительной беседе у Косыгина господин Фантон д’Андон отметил:
— Прием был исключительно теплым, а в Волгограде даже материнским.
Академик Спицын водил гостей-французов по вестибюлю гостиницы «Украина» и объяснял им:
— Это — ресторан, где вы можете пообедать. Это — лифт, на котором вы можете подняться в номер.
И другие не менее полезные вещи.
Французы понимали, что в ресторане обедают и что на лифте поднимаются, но вежливо кивали головами, выражая нечто вроде удивления.
Я терпеливо ходил сзади. Я знал, что люди, слабо владеющие иностранными языками, любят удивлять своими познаниями.
Наконец они подошли к почтовому киоску.
— Это почта, — проинформировал гостей академик. — Здесь вы можете купить марки и конверты.
Слово «конверт» французское. Из-за ошибки какого-то переписчика или по какой-то другой причине это слово вошло в русский язык не как «куверт», а как «конверт». Академик этого не знал. И произнес:
— Ici vous pouvez acheter timbres et converts.
Но con по-французски означает «женский половой орган» в самом вульгарном звучании, а vert — зеленый или очень молодой.
Словом, академик предложил гостям очень молоденькие п…
Гости обалдели. Один из них понял, что здесь какая-то ошибка, и спросил, пользуется ли уважаемый ученый этими cons verts?
— Да, — бодро ответил академик.
Француз не отставал:
— У нас это дорого.
— А у нас очень дешево, — с гордостью за отчизну отчеканил академик.
В машине я объяснил французам ошибку академика. Они так хохотали, что испугали шофера.
Опытный переводчик Дима Турчанинов учил меня: «Переводчик должен пить через тост». Иногда я нарушал это правило.
Однажды в Волгограде после обеда с большим количеством
— Не надо нам подробно рассказывать, — попросили меня французы. — Говори только, что производит каждый агрегат.
Мы подошли к огромному макету.
— Что производит эта установка? — бодро спросил я.
— Синтетические смолы, — ответили мне.
И я допустил ошибку. Вместо r'esine («смола») произнес raisin («виноград»).
— Синтетический виноград? — удивились французы.
Я переспросил. Мне подтвердили.
Французы оживились:
— И его можно употреблять?
Я снова спросил. И снова мне ответили утвердительно. После чего я повел французов дальше.
На следующий день за завтраком мы разобрались, в чем дело, и французы еще долго подшучивали надо мной. В одном из писем ко мне руководитель делегации потом написал:
— Вчера мы с дочкой ели виноград. Он был очень вкусный, но до синтетического из Волгограда ему далеко.
Везем большую делегацию в Ригу. Нам выделен отдельный вагон. Утром мы, трое ребят, приходим в двухместное купе, где разместились девочки-переводчицы. Открыли бутылку водки. Рюмок, естественно, нет, используем вагонные стаканы. Налили водку, и вдруг открывается дверь. На пороге — заведующий отделом, руководитель делегации М. Шацкий, детина под два метра ростом и весом под сто килограммов. Мы замерли со стаканами в руках.
Шацкий взял один стакан, понюхал и громовым голосом прорычал:
— Утром!? Водку!? Стаканами!?
Мы молчали.
— Наливайте.
Мы тут же налили стакан, хотели предложить закуску — малосольный огурец. Шацкий отказался:
— Здоровье не позволяет.
И залпом выпил стакан.
К спиртному тогда было отношение особое.
Помню, я был включен в состав делегации, проверявшей работу Ленинградского совнархоза.
Утром, часов в восемь, нас принял второй секретарь горкома Б. А. Попов. Он пригласил нас в свой кабинет. На столе стояли большие фужеры. Помощник Попова налил в них коньяк. Кто-то из наших стал робко возражать.
— Надо, надо, — назидательно оборвал его Попов. — День будет трудный, потом не успеем.
— Странный человек, — указывая на меня, сказал переводчик Юра Серегин человеку в синем костюме.
Я считал чемоданы. Их было около сорока. Делегация, с который мы с Юрой работали, прилетела из Адлера в Ленинград. Чемоданы делегатов привезли из аэропорта в гостиницу «Европейская», где мы должны были жить три дня, и я их считал.
Человек в синем костюме был англичанином, владельцем нескольких такси в Лондоне. Юра познакомился с ним и его дочерью, девушкой лет двадцати, в самолете; они тоже летели из Адлера в Ленинград.