Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди
Шрифт:
— Добро пожаловать в нашу страну! Теперь это и ваша страна.
Страна стала «нашей» только через девять лет, ибо для членов КПСС закон предусматривал карантин в 10 лет. Лариса не состояла в партии, но как верная подруга проходила карантин вместе со мной. Год нам скостила министр юстиции Д. Рено. Когда к власти пришел Б. Клинтон, он назначил эту достойную даму министром юстиции, и она тут же отменила закон о карантине для членов партии. Правда, к тому времени партии уже не существовало.
Как говорится, на нет и суда
Так начался мой путь со Смоленской площади, где располагается Министерство иностранных дел СССР до предместья Вашингтона Лэнгли, штаб-квартиры ЦРУ.
Собственно говоря, и до Смоленской площади я добрался не сразу. Путь мой был тернистым.
2. Восхождение в номенклатуру
2.1. Комитет, который был не нужен
Должность эксперта Государственного комитета по координации научно-исследовательских работ при Совете министров РСФСР была номенклатурной. Это означало, что для утверждения на эту должность я должен был пройти собеседование с председателем Совета министров РСФСР Д. Полянским, который к тому же был членом политбюро ЦК КПСС.
Я и еще несколько человек ждали встречи с Полянским не одну неделю, и вдруг неожиданно нас уведомили, что через полчаса Полянский нас примет. Мы явились в Совмин. Было лето, и я пришел без галстука. Полянский спросил:
— Почему без галстука?
Я невнятно промямлил: мол, жарко. На что Полянский ответил:
— Я чувствую, вам будет жарко работать в правительственных организациях.
К счастью, за этими словами ничего не последовало, и я был утвержден сначала экспертом Бюро специальных переводов, а потом экспертом отдела химии Государственного комитета по координации научно-исследовательских работ при Совете министров РСФСР.
Так началось мое «восхождение в номенклатуру».
Однажды я присутствовал на совещании, которое проводил председатель комитета Павел Иванович Аброскин.
Совещание Аброскин начал спокойно:
— Вчера вечером, часов в восемь, мне понадобилась справка по цветной металлургии. Звоню в отдел цветной металлургии. Никого. Ну, думаю, знаю я вас: пьете чай в отделе черной металлургии. Звоню туда. Никого. Звоню в отдел геологии. Никого. Звоню вахтеру. И что узнаю!
Голос его крепчал:
— Оказывается, все ушли еще в пять часов!
Наш рабочий день заканчивался в пять часов.
Аброскин продолжал:
— Ну, думаю, теперь все так работают. Звоню в Совмин. Все на местах. Звоню в ЦК. Все на местах.
Он сделал паузу и закончил:
— Руководители отделов, к двенадцати часам представить мне список сотрудников, без услуг которых мы могли бы обойтись. По два на отдел. Совещание окончено.
— Что вы будете делать? — в ужасе спросил я у Д. Жимерина, заведующего отделом энергетики.
Опытный хозяйственник, всю войну проработавший министром электростанций, успокоил меня:
— Ничего страшного. Напишу фамилии самых нужных работников. Он не станет их увольнять.
— Получится? — не поверил я.
— Со Сталиным получалось — и с Аброскиным получится.
Находившийся рядом заведующий отделом геологии, бывший министр геологии А. Сидоренко засмеялся:
— Учись. На любой невыполнимый приказ есть легковыполнимый доклад.
И действительно получилось.
Делегация французских нефтяников должна была лететь в Уфу. Уфа тогда была городом закрытым, иностранцев туда не пускали, но по чьему-то начальственному благословению французам разрешили посмотреть Ново-Уфимский нефтеперерабатывающий завод. Я должен был сопровождать делегацию.
Мне сказали, что самолет вылетит из Внуково, хотя по расписанию он должен был лететь из Шереметьево.
Мы прибыли во Внуково в восемь утра. Никаких объявлений. Ждем. Через час к нам подошел какой-то человек и сказал мне по секрету, что самолет сейчас в Шереметьево, там он возьмет пассажиров, прилетит сюда минут через сорок. Ждем. Прошел еще час. Снова появился тот же человек и сказал, что самолет вернули в Шереметьево, там высадят всех пассажиров, и потом он прилетит к нам.
Через час он снова подошел к нам и сказал, что самолет уже во Внуково и мы можем пройти на борт. Что мы и сделали. Кроме нас в самолете пассажиров не было. Не было даже стюардесс. Взлетели.
Примерно через час ко мне подошел приехавший с французами переводчик, мой старый знакомый граф Николай Александрович Черкезов:
— Мне кажется, что мы возвращаемся.
Я удивился:
— Почему вы так решили?
— Сначала солнце было спереди, а теперь сзади.
Ничего не поделаешь.
Еще через полчаса он снова подошел ко мне:
— Мне кажется, мы снова повернули.
Через час вышел член экипажа и сообщил:
— Через десять минут посадка в Куйбышеве.
Отмечу, что в те годы Куйбышев был еще более закрытым городом, чем Уфа.
В Куйбышеве нам разрешили выйти из самолета, и мы минут десять погуляли по летному полю. Потом нас провели в другой самолет.
Когда мы поднялись в этот самолет, то увидели, что все окна в нем заклеены.
На этом самолете мы и добрались до Уфы.
Отмечу, что назад мы летели обычным рейсовым самолетом, с пассажирами, с остановкой в Куйбышеве, где вместе со всеми вышли в зал ожидания. Очевидно, на этот раз бдительные товарищи про нас просто забыли.