Дипломная работа

Панфилов Василий Сергеевич

Мне надоело слышать шаблонные речи.

Посмотрите на меня!

В любом случае, я на вас не сержусь.

Я вот такой, какой есть

Я вот такой, какой есть

Я хочу любви, радости,

Хорошего настроения

И ваши деньги

Меня не осчастливят!

Я хочу умереть с чистой совестью.

Так давайте, откроем мою свободу,

Забудьте в таком случае ваши стереотипы

Добро пожаловать в мою реальность.

Я хочу любви, радости,

Хорошего настроения

И ваши деньги

Меня не осчастливят

Я хочу умереть с чистой совестью.

Так давайте, откроем мою свободу,

Забудьте в таком случае ваши стереотипы

Добро пожаловать в мою реальность.

… уже садясь на пароход, слегка нетрезвый и провожаемый едва ли не всеми гостями, я заметил чуть в стороне от толпы Евгению Константиновну…

… с детской коляской…

Шестая глава

– Устал, как гончий конь! – пожаловался Бляйшман супруге, скидывая пыльник на руки чернокожему слуге, и касаясь губами подставленной щёчки Эстер, – Не Кнессет, а какой-то дурдом, и я таки не пойму – я за главврача, потому што согласился на это да, или таки за главного достопримечательного Наполеона, красу и гордость больницы?

– Милый, ты в любом случае за да и гордость, – ответила дражайшая супруга очень уверенно, – и даже если твоё да в палате, то это главное место психбольницы! Где ты, там и да!

– Сердце моё! – умилился Фима, потянувшись губами к губам любимой. На присутствующих слуг они быстро приучились не обращать внимания, считая их не то штобы за предмет мебели, но и не так, штобы нет!

– Сердце и всё, шо поверх, будет потом, – хихикнула та кокетливо, отпрянув на мраморном полу холла с грациозностью бегемотика в брачный период, и приложив к губам супруга пухлый пальчик, – а сперва мой усталый и пропотелый рыцарь примет ванну после грязного Кнессета, и немножечко нафарширует своё пузико вкусными вкусностями!

– А можит… – Фима галантно повёл носом и сделал глазами интересные намёки, отчево у супруги интересно зарозовело лицо, – между ванной и пузиком будет немножечко восточного разврата?

Был разврат, и даже два раза, чем Бляйшман немножечко не на шутку загордился. И был ужин с обстоятельной фаршировкой пузика, отчево он ещё не начал чувствовать сибе рибой фиш, но уже пришло немножечко понимания за неё.

– Што же хотят эти шлемазлы на этот раз? – делая мужу приятно интересом к делам, поинтересовалась пэри его сердца.

– Как всегда, милая, – прочавкал тот аппетитно, – денег! Штоб им было хорошо и сразу, но отвечать за это надо было другим!

– Шоб ми так жили, как они об нас думают! – всплеснула пухлыми руками Эстер, и многочисленные её кольца и браслеты, украшенные драгоценными камнями ценой в линкор, блеснули согласно.

– Ещё немножечко… – Фима показал это немножечко облизанными пальцами, раздвинув их на расстояние втиснутого патрона, – подождать, и будим совсем да! Не так да, как Николай и господин Балетта, но только за нашей большой скромностью!

– А што мешает нам за такое светлое совсем да? – поинтересовалась супруга после короткой паузы. В кротких глазах её мелькнули отголоски грозы в сторону тех, которые против ихнего да.

– Люди! – воскликнул патетически супруг, – Которые есть, они не те, а которые надо, их нет!

Мужественно и отважно расправляясь с едой, Бляйшман привычно проговаривал супруге события дня, проблемы и мысли, делясь сокровенным и важным.

– Слишком многие хотят за гешефт, – немножечко невнятно жаловался он, обгрызая мясо с бараньего рёбрышка, – и мало за работать! Я им показываю, где и как можно сделать деньги, лишь приложив немножечко голову и руки, а они совсем не хотят за руки, и скажу тибе самое страшное – не слишком да и за голову!

– Ой-вей! – покачала головой супруга, сделав грустно глазами, – А если…

– … русских? – подхватил Фима, изучивший её за много лет, – Думают за да, а вот русские как-то не очень!

– У русских, – продолжил он без прежней экспрессии, – не всегда получается хорошо прикладывать голову, но руки они готовы стирать до самых костей!

– И как это лечить у нас? – поинтересовалась супруга, подвигая ему соусницу.

– Если б я знал! – Фима широко развёл руками, и соус с рёбрышек отправился в полёт.

– Русские не слишком хотят, – продолжил он, – а если и соглашаются на да, то получается не гешефт в пользу нашево народа, а нормальное предприятие в общую пользу!

– Я таки понимаю, это самое лучшее да, шо можно ждать от русских, – задумчиво констатировала драгоценная супруга, – а кафры…

Бляйшман пожал плечами, дожёвывая.

– Копать-таскать они могут, но нужно стоять рядом с палкой, и я таки скажу, шо не просто стоять! Плантацию делать, дорогу ровнять, таскать што-то, и на этом почти всё!

– А наши – ну сплошные гешефтмахеры, даже если за честное ведение дел! Дома – сапожником был из не самых, – распалялся он, – а приехал сюда, и сразу белым сахибом сибе чувствует! Ты, можит, воевал за эти земли, или имеешь капитал? Светлую голову и большое умное знание? Нет? Поц ты тогда, а не сахиб!

– Фима, – дождавшись паузы, вбила супруга свой клин в разговор, – ты помнишь, сына рассказывал нам за Золотую Лихорадку в Калифорнии?

– Ну… – Фима перестроился на новое не только лишь сразу, а с некоторым скрипом, – таки да! Ага, ага… это когда больше всех заработали не золотоискатели, а те, кто снабжал и торговал их?

– Ага… – он ушёл в мысли, не забывая фаршироваться, но уже медленно и с паузами, – а потом пришли большие капиталы, и шахты стали принадлежать им? Ты это хотишь сказать?

– Таки да! – уверенно сказал супруга, не вполне понимая ход мыслей Фимы. За много лет изучил не только он её, но и ровно наоборот, и знала, когда и што надо поддакнуть, когда поднеткнуть, а когда – перебить интересной историей.

– Золотце! – умилился супруг, улыбаясь подливной улыбкой, – Шоб я без тибе… Нужны люди в сильных количествах, и ещё больший ажиотаж, а дальше они уже сами!