Директива Джэнсона
Шрифт:
Они по-прежнему лежали, прижавшись друг к другу лбами, нос к носу, рот ко рту: неестественная и неуютная интимность борьбы не на жизнь, а на смерть.
Женщина прищурилась, и ее глаза превратились в узкие щелочки.
– У тебя есть другая версия? Я слушаю. Все равно больше мне ничего не остается.
И тут же она предприняла еще одну судорожную попытку освободиться.
– Как тебе нравится такой рассказ? Меня подставили. Я прослужил в Кон-Оп больше двадцати лет. Слушай, похоже, ты обо мне хорошо наслышана. Задайся вопросом: неужели то, что тебе про меня рассказали, укладывается
Женщина ответила не сразу.
– Дай мне что-либо конкретное, – наконец предложила она. – Если ты не такой, как про тебя говорят, докажи чем-нибудь, что ты говоришь правду. Понимаю, я не в том положении, чтобы задавать вопросы. Но мне просто хочется узнать.
Впервые женщина говорила без враждебности и издевки. Неужели в его голосе прозвучало что-то такое, что заставило ее задуматься, действительно ли он такой злодей, каким его представили?
Джэнсон глубоко вздохнул, вжимаясь грудью в ее грудь: опять странная, нежеланная интимная близость. Он ощутил, как женщина расслабилась.
– Ладно, – сказала она. – Слезай с меня. Я не буду драться, не попытаюсь бежать – все равно ты первый доберешься до пистолета. Я тебя внимательно слушаю.
Джэнсон убедился в том, что она полностью обмякла, после чего – критическое решение, мгновение доверия в разгаре смертельного поединка – в одном быстром движении скатился с нее. У него была определенная цель: «беретта», лежащая у ствола рябины. Схватив пистолет, он убрал его себе за пояс.
Женщина, пошатываясь, поднялась на ноги и холодно улыбнулась.
– Это у тебя в кармане пистолет или…
– Да, у меня в кармане пистолет, – оборвал ее Джэнсон. – Позволь мне сначала кое-что тебе сказать. Когда-то я был таким же, как ты. Оружием. Из которого целился и стрелял кто-то другой. Я тешил себя иллюзиями, что самостоятельно собираю информацию и принимаю решения. Но правда выглядела: я был оружием в чужих руках.
– На мой взгляд, пока что это одна словесная шелуха, – сказала женщина. – Не надо общих фраз, мне нужны конкретные подробности.
– Замечательно. – Джэнсон вздохнул, извлекая из памяти события далекого прошлого. – Стокгольм, попытка установить контакт…
Теперь он отчетливо видел перед собой этого парня. Неказистое, приплюснутое лицо, дряблые мышцы, осанка человека, проводящего все время за письменным столом. И страх, страх. Черные мешки под глазами, красноречивое свидетельство бессонных ночей и физического истощения. В оптический прицел Джэнсон отчетливо видел его лицо, искаженное в бесконечной тревоге. Объект наблюдения беззвучно шевелил губами – нелепый нервный тик. Почему он так напуган, если это не первый контакт? Джэнсону не раз доводилось видеть такие тайные встречи: люди занимались привычным делом, бросались в бездну, в двадцатый или тридцатый раз за год, с выражением отрешенности или скуки. Но лицо этого парня было другим – наполнено страхом и отвращением к самому себе. И когда этот швед наконец встретился с тем, кого ждал, с предполагаемым русским агентом, на его лице отразились не алчность или облегчение, а омерзение.
– Стокгольм, – повторила женщина. – Май 1983 года. На твоих глазах подозреваемый установил контакт с агентом КГБ, и ты его убрал. Для непрофессионального снайпера выстрел очень хороший: с крыши жилого здания до скамейки в парке, расположенной в двух кварталах.
– Уймись на минуту, – остановил ее Джэнсон. Ему начинала действовать на нервы ее осведомленность в этих вопросах. – Ты повторила то, что я написал в своем отчете. Однако как я узнал, что этот человек предатель? Мне так сказали. Ну а агент КГБ? Я узнал его по фотографиям, но опять же эту информацию мне предоставили другие. А что, если она была ошибочной?
– Ты хочешь сказать, это был не агент КГБ?
– Нет, Сергей Кузьмин действительно был чекистом. Но того, с кем он встретился, заставили пойти на контакт с КГБ шантажом и запугиванием. Этот человек не собирался выдавать никаких секретов. Он хотел убедить Кузьмина, что не располагает никакой ценной информацией, что его должность в дипломатическом ведомстве слишком незначительная, чтобы он мог приносить какую-то пользу. Одним словом, он собирался просить агента КГБ, чтобы его оставили в покое.
– Откуда ты это узнал?
– Я разговаривал с его женой. Это не было предусмотрено моим заданием.
– Все это настолько туманно. Почему ты так уверен, что она сказала тебе правду?
– Уверен, и все, – пожал плечами Джэнсон. Перед опытным оперативником такой вопрос не возникает. – Если хочешь, назови это интуицией, отточенной опытом. Конечно, стопроцентной гарантии не дает – но все-таки достаточно точна.
– И почему ты не упомянул об этом в своем отчете?
– Потому что тем, кто разработал план операции, это было и так известно, – холодно ответил он. – Они замыслили другую игру. Две цели, и обе выполнены. Во-первых, предупредить всех остальных дипломатов, как дорого придется заплатить за контакт с врагом. Мне просто предстояло громко раструбить об этом.
– Ты сказал «две цели». Вторая?
– Молодой швед уже передал КГБ кое-какие материалы. Убив его, мы сделали вид, будто серьезно отнеслись к утечке информации. На самом деле это была деза. Но человеческая кровь придала ей достоверности, и аналитики КГБ на нее купились.
– То есть и здесь удача.
– Да, если мыслить узкими рамками. Кстати, Кузьмин после этого случая получил повышение. Ну а теперь прокрути-ка немного назад и поставь вопрос по-другому: а был ли в этом смысл? В этот раз нам удалось обмануть КГБ, но это частность. А глобальные последствия – были ли они? И самое главное, стоило ли это человеческой жизни? Если бы этот парень остался жить, у него были бы дети, быть может, внуки. Десятки рождественских вечеров в кругу семьи, отпуска на горнолыжном курорте… – Джэнсон умолк. – Извини. Я не хотел наводить тоску. Ты еще слишком молода, и тебе это все равно не понять. Я только хотел показать, что иногда полученный приказ сводится к сплетению лжи. Причем тот, кто непосредственно тебе его отдает, может сам не догадываться об этом. Надеюсь, именно так обстоит и сейчас.
– Господи, – тихо произнесла женщина. – Нет, я все понимаю. Понимаю. Ты хочешь сказать, тебе приказали убрать этого парня – не объяснив настоящих причин.
– Приказ убить того, кто придет на связь с Кузьминым, был частью большого обмана. И одним из тех, кого обманули, был я. То, что говорится в директиве, и ее истинная суть – это две разные вещи.
– Господи, у меня голова кружится почище, чем от твоих ударов.
– Я не собирался тебя запутывать. Я только хочу, чтобы ты задумалась.