Директор департамента
Шрифт:
— Немедленно пригласите ко мне командира экипажа!
Его тон, однако, не возымел действия, и молоденькая стюардесса не проявила намерения отправиться за шефом.
— Вы сможете побеседовать с командиром экипажа в аэропорту, сэр, — твердо ответила она. — Сейчас он не может покинуть свой пост.
— Будет слишком поздно! — Директор департамента был непреклонен. — Задержка в пути — это роскошь, которую я не могу себе позволить. Гордон должен продолжать полет в Вашингтон.
— К сожалению, ваше пожелание не может быть выполнено, сэр.
Макслотер не мог дольше сдерживать себя.
— Это не пожелание, а приказ! — закричал он. — Вы обязаны передать его командиру экипажа!
— Извините, сэр, — стюардесса изменилась в лице, но все же долг службы одержал верх над страхом. — Ваш приказ противоречит правилам, которые я обязалась выполнять.
— Вы знаете, кто я такой? — Макслотер слегка повернул голову, чтобы походить на свой портрет в сегодняшней газете.
Да, она его сразу узнала, но правила не предусматривают никаких исключений. Ее имя? Мисс Крэкстон. Она не сомневается в том, что у мистера Макслотера есть веские основания…
— И все же отказываетесь передать мой приказ пилоту?
Макслотер наклонился вперед, казалось, он готов был взглядом испепелить стоявшую перед ним непослушную девчонку.
— Вашему отказу можно дать только одно объяснение: вы умышленно препятствуете осуществлению мною функции чрезвычайной государственной важности.
Он замолчал, ожидая, что стюардесса дрогнет и капитулирует перед его энергичным натиском. Но она продолжала стоять, опустив голову и всем своим видом изъявляя нежелание выполнять требования Макслотера.
— Мисс Крэкстон, предупреждаю вас, мы уже имели дело с теми, кто, прикрываясь так называемыми правилами, использует их в интересах, прямо противоположных интересам большинства лояльных граждан нашей страны. Ваше нежелание сотрудничать с нами вызывает весьма серьезные сомнения в вашей лояльности…
Строптивая стюардесса была наконец-таки сломлена.
— Я лишь исполняю свои обязанности, сэр, — пролепетала она. — Но если вы настаиваете, сэр, я, конечно, передам командиру…
И она почти бегом удалилась в отсек для экипажа.
Макслотер немного успокоился. Он знал, что летчик — это не глупенькая девчонка, он не посмеет ослушаться его приказа. Для американского гражданина такой проступок чреват пренеприятнейшими последствиями. Макслотеру даже показалось, что самолет вновь изменил курс.
Прошло десять, пятнадцать минут, а стюардессу не возвращалась. Репродуктор молчал.
У пассажиров стали сдавать нервы. Почтенная пожилая леди обращала свои слова к богу. Ее супруг, глубокий старец, старательно убеждал в чем-то соседа — молодого коммивояжера. Наконец кто-то из пассажиров не выдержал, подошел к двери служебного отсека и попытался ее открыть. Дверь оказалась запертой. На стук не последовало никакого ответа.
Когда возбуждение пассажиров стало приближаться к той точке, за которой начинаются истерики и обмороки, репродуктор вдруг заговорил хриплым голосом командира экипажа:
— Леди и джентльмены! Прошу внимания. Наш самолет летит на высоте пять тысяч футов. Если вы посмотрите в правый иллюминатор, то увидите, что оба мотора с этой стороны не работают.
Десятки голов, как по команде, мгновенно повернулись направо — лишь для того, чтобы убедиться в жуткой справедливости слов Гордона.
— Взглянув в левый иллюминатор, — бесстрастно продолжал репродуктор, — вы без труда заметите пламя, охватившее один из левых моторов.
Пламя действительно бушевало вовсю, и можно было лишь удивляться, как пассажиры не заметили его раньше.
— Ну а если у вас достанет мужества обратить свой взор вниз, вы увидите на зеркальной глади Большого Соленого озера спасательный плот ярко-желтого цвета с семью крохотными пятнышками на нем. Эти пятнышки — командир вашего экипажа, второй пилот, штурман, борт-механик, радист и две стюардессы. Вы слушаете запись на магнитной ленте…
Репродуктор умолк. В салоне воцарилась гробовая тишина. Дамы, беззвучно лишившиеся чувств, были в несравненно лучшем положении, чем мужчины, мгновенно оценившие неотвратимость гибели и свое полное бессилие изменить что-либо.
«Я не попаду на заседание, — промелькнуло в мозгу Макслотера. — А без меня им с этим делом не справиться. Они наверняка отменят вызов. Проклятье!»
У директора Федерального департамента расследований не было ни времени, ни желания думать о том, что самолет, ведомый автопилотом, неизбежно врежется в отроги Кордильер, и он, Макслотер, чье имя бросает в дрожь миллионы людей, перестанет существовать.
Не думал он и о том, при каких странных обстоятельствах терпит бедствие современный авиалайнер — одновременный выход из строя трех двигателей из четырех в сочетании с «мягкой посадкой» всех членов экипажа на воду никак не укладывался в теорию вероятностей и очень уж смахивал на тщательно продуманную и успешно проведенную диверсию.
Разве мало было у Макслотера тайных и явных недоброжелателей, политических противников и просто завистников, с замиранием сердца наблюдавших за его спринтерским рывком к вершинам власти? Головокружительная карьера директора департамента лишила сна не одного его конкурента, и кое-кто из них мог попытаться устранить соперника, не брезгуя никакими средствами. Такое уже случалось в американской истории. И не раз…
В эти трагические минуты мысли Макслотера были сосредоточены только на одном: он страдал оттого, что уже не доведет до конца самое сенсационное дело, которое когда-либо задумывал.
Авиалайнер, лишенный команды, все еще шел по курсу. А память мгновенно вернула Макслотера к закрученной им хитроумнейшей интриге, потрясшей Североамериканский континент.
4
…ЭТА РЕВОЛЮЦИОННАЯ МЫСЛЬ осенила Макслотера не вдруг. Он долго ее вынашивал. А однажды уже после выборов, засидевшись допоздна в Арлингтоне, где обосновалась штаб-квартира его партии, он нажал кнопку звонка, призывая к себе Майкла Листона.