Директория «Мусорщик». Книга 1. Ра
Шрифт:
– Да, обязательно. Всех тех старых болезней, которых давно нет за стеной, и здесь у людей нет, не бойтесь. Но насекомые, грызуны всё равно разносят. Вернее, могут разнести. Нам положено перестраховываться. Привьём от всего, на всякий случай, – успокоила она.
– Мне кажется, что тот, кто побывал в директории, становится потом сверхчеловеком: вони не чувствует, болезни его не берут, он знает какую-то истину про чистоту этого места, – сказала я.
– Ну, насчёт истины не могу вам сказать, а вот про болезни и вонь – это точно. Люди становятся сильнее, выносливее. С медицинской точки зрения это легко объяснить: нахождение человека в экстремальных условиях мобилизует организм для выживания, – подтвердила она.
– Антуан с таким видом
Врач пожала плечами в ответ и, убедившись, что все показатели моего несчастного организма в норме, оставила мазь от зудящей потёртости на носу, которая образовалась от маски, велела ежедневно её менять, а лучше два раза в день, и ушла. Пора мне было возвращаться в свой маленький кинозал.
До ужина я посмотрела, до какого состояния довели планету после изобретения неразлагающихся пластиков. Как мучились люди, когда мегаполисы расползлись границами до мусорных свалок, которые когда-то были организованы далеко за городом. Эти свалки превратились в настоящие мусорные горы, полные в том числе ядовитых отходов. Как страдали от запаха дети (совсем как я), как начались массовые отравления из-за загрязнения воды и напичканных нитратами пищевых продуктов. Как люди стали массово погибать от инфекций и радиации. Про новые виды насекомых, порождённые свалками. Когда-то и в школе мы касались этой темы, правда, не так детально. В фильме этот период был показан очень красочно! Кадры с мусорных полигонов, гребущие ковшами груды отходов экскаваторы, полчища огромных чаек, стаи диких псов и драных котов. Потом показывали леса, заваленные мусором и зарастающие крапивой, стены из борщевика, засилье огромных, как змеи, слизняков.
«Постепенно население планеты увеличилось в десятки раз, превращая мусорную проблему в настоящую экологическую катастрофу. Свалки безостановочно горели, земля покрылась слоями пластика и неразлагающихся отходов, нарушившими хрупкий экологический баланс. Менялся состав почвы, воздуха, следом гибла флора – менялась сама жизнь. Люди бросали отравленные земли и перебирались в новые, ещё чистые места обитания, которые снова засоряли. XXI век не зря называют мусорным веком. Ни законодательство, ни борьба активистов-экологов были неспособны противостоять желанию бизнеса получать сверхприбыли за счёт использования дешёвого в производстве пластика, губительного для планеты, и не тратиться на очистку отходов производства и жизнедеятельности. Коллективный техногенный разум, наконец, восторжествовал над первобытной и оттого беззащитной природой и сам ещё не понял, что натворил. При этом роль экологических служб была второстепенной, а роль капитала – первостепенной. Экологический кодекс не являлся независимой и неотъемлемой нормативной единицей, регулирующей деятельность человечества. Понятие «Экологическое право» отсутствовало как таковое, а значит, планета была абсолютно бесправна перед лицом своих захватчиков – людей».
Вот сколько смотрела подобные истории, не могла поверить! Невозможно было представить себе, что эти же самые люди, умные, окончившие университеты, опытные, вооружённые суперкомпьютерами, не могли вывести такую простую формулу: сколько людей скоро будет на планете с учётом стремительного прироста населения, сколько мусора они будут производить и как быстро превратят планету в мусорную свалку! Математика для третьего класса против утверждения: «Земля большая – места для всех и всего хватит». Безусловно, я сейчас не могу понять их, и они когда-то не понимали, как раньше людей сжигали заживо на кострах за их убеждения, как можно было жить без смартфонов или как люди обходились без кофе. Говорят, это как с алкоголизмом: человек понимает, что делает что-то не так, но убеждает себя, что в этом нет ничего страшного, и продолжает пить. Так было и с мусором – мусороголики какие-то.
В фильме добрались, наконец, до уже устаревшего «феномена одной жизни».
«Исследования человеческого восприятия путём опросов тысяч людей из разных стран, представителей разных профессий, культур в разные периоды их жизни однозначно показывают: человеку свойственно восприятие своей жизни в рамках её обозримого периода. Ребёнок беспечен и не задумывается о своём будущем; в юном возрасте люди не верят, что будут стариками и лишь в зрелом возрасте начинают осознавать грядущий конец своего пути на Земле. Человек живёт, не видя дальше десятка лет собственной жизни.
Так выглядел диалог журналиста с обычным горожанином всего триста лет назад:
– Как будут жить ваши внуки? Какой будет их жизнь? – спрашивает репортёр.
В ответ растерянность, смех, недоумение.
– Я выжил как-то, и они справятся. Этот вопрос каждый решает сам для себя. Какие там у них будут правила игры, мне невдомёк!
– А лично вы что-то можете сделать для них? – говорит журналист.
– Ещё как могу, – смеётся горожанин. – Я оставлю уйму долгов по банковским кредитам, которых хватит и моим детям, и моим внукам!
– А если серьёзно? – пытается вернуть разговор в конструктивное русло журналист.
– Вы даже не представляете, как это серьёзно! Они родятся несвободными, им под кожу при рождении вживят чипы с моими долгами, и они будут платить, платить, платить. Бедняжки. Что я ещё должен о них знать? – недоумевает мужчина.
– Ну, а где они будут жить? – продолжает журналист.
– Тут, например, в Остине, почему бы нет?
– Вас ничего не беспокоит в этом городе? – спрашивает журналист.
– Если честно, очень многое беспокоит, – признаётся горожанин.
– Например?
– Дороги плохо ремонтируют, магазины рано закрываются, еда стала невкусной, – отвечает местный житель.
– А мусорная свалка?
– Разве в Остине есть мусорная свалка? – удивляется горожанин.
– В самом Остине нет, но мусор же куда-то пропадает из города? – спрашивает репортёр.
– Боже мой! Вы хотите мне сказать, что у нас в Остине воруют мусор? – местный житель снова жирно хохочет.
– Я, наоборот, хочу вас расстроить: его не воруют, его складируют неподалёку, и всё это останется вашим внукам. Вас это совсем не беспокоит? – настаивает журналист.
– Нисколько. Пусть те, кто обязан этим заниматься, и думают о своей работе. Я буду беспокоиться о своей жизни, жизни своей семьи, и хорошо, если меня на это хватит. Всё будет идти своим чередом. Жить надо здесь и сейчас. Зачем мне жить жизнью внуков, если я и со своей-то с трудом справляюсь?
Типичное проявление феномена одной жизни, заложенное в массовом сознании человечества: «После нас хоть потоп!» в сочетании с разработкой и применением всё новых и новых высокотоксичных и сложноразлагаемых химических соединений поставило это самое человечество на грань выживания на пике его интеллектуального развития».
Никогда не смотрела на экран без защиты так долго. Глаза горели, но очень хотелось поскорее покончить с этим, и я мужественно держалась. Дальше будет самый неприятный для меня период истории – мусорные войны. Выбрала следующий эпизод в списке, запустила видео, устроилась поудобнее с мыслью о том, что сегодня стоило бы сходить на ужин. Надела «намордник». Потёртость на носу тут же невыносимо загорелась. Такая крошечная ранка доставляла столько неудобств, но сил потянуться за мазью не было. На экране мелькали ловушки мегаполисов, возникшие из-за глобального изменения климата, когда раскалённые бетонные города стали притягивать к себе облака пыли и гари, закрывавшие солнце и не пускавшие дожди в город. Это сделало жизнь в мегаполисах невыносимой: теперь шли дожди из мёртвых птиц, падавших на головы прохожих. Города укрыл плотный смог. Непроходящий запах гари, обилие искусственных растений и недостаток солнечных лучей привели к глобальной миграции населения в поисках дарующих здоровье чистой воды, чистой земли, чистого воздуха, дождя и солнца.