Диссертация
Шрифт:
– Слабак! – Мальчик ненавидел себя ещё больше. – Вот бы кто тебя убил ненароком, у самого кишка тонка.
Наступил заветный, так ожидаемый Марком, год окончания школы. Конечно, никакой выпускной с его весельем не имели для него никакого значения, сердце клокотало в груди от предвкушения отъезда и новой, совершенно новой жизни, где не будет этой злобы, обид, зависти. Бабушка обещала помогать ему материально, пока он не встанет на ноги, но он решил, что сделает это как можно быстрее, чтобы окончательно порвать все нити, связывающие его со своей семьёй. Забыть её, будто и не было.
Взвалив на себя собранные заботливой рукой бабы Гали пожитки, Марк стоял в дверях, чувствуя, что в последний раз видит мать, и с трудом сдерживал слёзы, так уж совсем не к месту
– Ключи оставил? – сухо спросила она.
Ничего не ответив, он вылетел из квартиры и почти побежал, насколько позволял большой рюкзак, прочь. Сердце мальчика было разбито вдребезги.
Всего четыре часа на электричке до областного города, а будто пересёк океан. Марк должен был сдать вступительные экзамены в политехнический институт и на время сдачи остановился у родственника, с которым договорилась бабушка. Он не очень был этому рад, но готов потерпеть, ведь после поступления ему полагалось место в общежитии. Вопрос: «Поступит или нет?» – перед ним не стоял. Должен был и готовился к этому тщательно, чтобы вышло без осечки. Назад пути у него не было.
На улицах города правило жаркое лето, и в этом было своё преимущество, Марк появлялся в доме родственников, только чтобы переночевать, всё остальное время проводя в зелёных парках с книжкой в руках, штудируя вновь и вновь экзаменационные предметы. Какой-то дальний дядя со своей женой и двумя разнополыми детьми вновь подтвердили ему то, что нормальные семьи существуют, что родители должны и хотят любить своих детей, но больше он думать об этом не желал. Выкинуть мать из своей памяти – вот была его задача, а ещё мальчик решил, что сам семью создавать не станет. Ему были противны женщины в том смысле, в каком они должны были именно сейчас особенно его интересовать, и детей он не мог позволить себе иметь, ведь он отродье маньяка, а значит, и они тоже. Семья, в которой ему пришлось жить целый месяц, сильно била по его психике.
Как же Марк был рад увидеть свою фамилию в списке поступивших, а через некоторое время ступить на порог общежития с рюкзаком за спиной и горящими глазами. Вот она – новая жизнь, где нет ни мам, ни бабушек, никого из этих мерзких взрослых, только шумная, весёлая молодёжь. Юноша с надеждой вздохнул полной грудью.
Боязни, что он не вольётся в студенческую среду, у Марка не было, он «варился в собственном соку» с самых ранних яслей, к тому же имел врождённую тягу к психоанализу. Предпочитая молчать и наблюдать за сверстниками, он хорошо изучил их психотипы и модели поведения.
Всё очень просто, и какая бы ни была цель организации коллектива, типажи подбирались удивительным образом по стандартному принципу, хотя никто сознательно этим подбором не занимался. Обязательно выделялись два лидера: первый – официальный, организатор, староста, комсорг, второй – неформал, жаждущий внимания окружающих и добивающийся этого разными путями, но все они были направлены только на то, чтобы выпендриться. У последнего всегда были последователи, их Марк считал жалкими личностями, умеющими самоутверждаться только в тени главаря. Дальше шли затюканные родителями заучки. Они вылезали из кожи вон, чтобы только быть лучше всех в учёбе, больше собрать грамот и достижений. С психикой у них было не всё в порядке. Имелась тонкая прослойка правильных ребят, эти вовремя учили уроки или ходили на все лекции и семинары, заранее готовились к экзаменам, обычно они имели спокойный, флегматичный характер и не высовывались понапрасну. Хронические лентяи делились на два типа: очень умные от природы, могли вызубрить на ходу то, на что у других уходили месяцы, делали всё в последний момент и успешно, и глупые, которые пытались делать то же самое, но проваливались за неимением должных способностей. Обычно коллектив делился на мелкие фракции, редко взаимодействующие между собой, лишь по необходимости. Себя же Марк отводил к странным одиночкам, не имеющим друзей и в глубине души презирающим окружающих.
Как врождённый приспособленец, он, новоявленный студент, понимал, что первым шагом на пути в новую жизнь в непознанном коллективе был сбор информации с помощью наблюдения и её анализ, а уже вторым шагом должен был быть выбор правильного поведения, в зависимости от того, кого он присмотрит себе в друзья.
С соседом по комнате Марку повезло, им оказался простой деревенский парень Мишка, самый умный на селе, старательно стремящийся к городской жизни инженера. Единственным раздражающим фактом его существования была сердобольная мама, привозившая огромными сумками всякую вкуснятину. Но и плюс в этом тоже имелся, сосед подкармливал его, такого худенького, по словам его мамы, со своего щедрого деревенского стола.
– Ты не стесняйся, сынок, кушай, всё своё, не купленное, – говорила Марку такая смешная и добрая пухленькая деревенская женщина, но юноша понимал, как врождённый психолог, что она подкармливает его неспроста, а в надежде на то, что её кровинушке будет хорошо жить-поживать с соседом, да тот, как шибко умный, в учёбе подсобит. Ой и хитрюга. Но Марку было приятно принимать подношения, больше от понимания смысла.
К его удивлению оказалось, что посвящение в студенты начиналось с поездки в село на выкапывание картошки. Целых две последних недели августа Марк должен был провести в компании таких же, как он, будущих первокурсников в дремучей сельской местности, занимаясь грязной работой, которой он никогда не нюхал. Вот это новый опыт! Не тут ли можно слиться с массой и всласть поисследовать контингент молодых людей. Девушек было очень мало, и они в его программу не входили, разве что только в качестве катализатора для юношей.
Студентов поселили в двухэтажном кирпичном корпусе, который с виду казался нормальным зданием, а по факту в нём не было ни намёка на удобства, все они были во дворе, комнаты же плотно заставлялись раскладушками, другой мебели не имелось. Шеренга деревянных туалетов на свежем воздухе да общий умывальник с холодной водой. Баня, душ или ванная отсутствовали. Чуть поодаль от жилого корпуса располагалось ещё одно небольшое строение, служившее столовой, но и там водопровода не имелось. Большинство студентов были ребятами, изнеженными городскими условиями жизни, хотя и для деревенских такое проживание казалось испытанием. Чтобы помыться, надо было договариваться с местными жителями, у кого-то это иногда получалось, за деньги или просто так, но в большинстве случаев сельчане не соглашались из вредности да чтобы поиздеваться над городским молодняком.
Но студенты – народ весёлый, дружный, хоть и роптали, а находили и в таком приключении для себя что-то занимательное. Работать, правда, им не очень хотелось. Это уж был совсем омрачающий фактор. Ребят будили рано утром, кормили скудным завтраком и полусонных вывозили на автобусах в бесконечное поле, где они ни шатко ни валко ковырялись в земле, неумело выкапывая урожай. И так по восемь часов в день, а вечером студенты грудились кучками возле тех ребят, у которых имелись гитары или карты, и уставшие, грязные и ослабевшие с непривычки скрашивали свою тяжёлую судьбу песнями и азартными играми. Некоторым перепадали и обнимания с немногочисленными девушками, но без должного кокетства, больше по-дружески, как объединённым тяжёлыми испытаниями.
Марку всё это было чрезвычайно интересно. Тогда он ещё не осознавал, но, как окажется впоследствии, его призванием была психология, поэтому наблюдать за другими живыми существами с лёгкой снисходительной улыбкой на лице ему очень нравилось. Этим он и занимался, стараясь не отлынивать от работы, это было не в его характере, спасибо воспитанию.
Везунчиками на конкретный день считались двое студентов, согласно графику остающиеся убираться в жилом корпусе. Это было лёгкое задание, пару раз шваброй махнуть, а большую часть времени можно было просто проваляться на раскладушке, язвительно представляя себе, как другие в этот момент ковыряются в земле.