Дитеркюнхель
Шрифт:
Конечно же абрикосы в глазури, Золушкины любимые. Для Хильды – марципановое пирожное в виде цветка лотоса, для старших дочерей – коробочка с шоколадом.
Тут придётся объяснить, что Хильда приходится Золушке мачехой. Родная мама девочки умерла от болезни, ну а два года назад зажглась счастливая звезда этой вот бойкой дамы. Вот уж кому повезло, так повезло. Это же целый роман можно написать, как вдова спившегося и попавшего под несущуюся колесницу подмастерья осталась одна с двумя дочерьми и вдруг смогла женить на себе не кого-нибудь, а самого королевского лесничего. Вместо замаячившей жизни в бедном приюте или на городской свалке, у неё теперь прекрасный дом, собственный экипаж, красивые платья. И даже балы в Королевском дворце и самых богатых домах теперь тоже для неё. Единственная помеха – трудно
Хильда с самого начала искренне пыталась быть хорошей матерью для Золушки, но как-то всегда не удавалось. Всё-таки Эмилия и Клара были такие же как она, были немножечко ею самой, а Золушка сияла глазами бывшей жены Витольда, и тот таял, узнавая этот блеск. И это особенно выводит из себя. Ещё и постоянное подростковое упрямство. Взять, хотя бы, тот случай, когда падчерица просыпала чечевицу в золу. Просто в сердцах ей крикнула, мол, теперь сиди и перебирай – хоть до ночи! Не жалко, конечно, чечевицы, всегда можно послать слугу, чтобы купил ещё. Но ведь нет, чтобы извиниться – сидела и целый вечер ковырялась. Вся в золе, в саже с головы до ног. Вот, мол, смотрите, я сделала. После этого её Золушкой и назвали, хотя стоило бы назвать Упрямой Ослицей.
А эти её постоянные танцы по дому. Ну ладно бы менуэту училась или ещё чему полезному. Руки раскинет, кружиться начинает, то потом разбежится – прыгнет. И всё под нос что-то напевает. Минуты спокойной нет.
Когда Витольд и Золушка расплатились за сладости, тётушка Геральдина задержала их рассказом о своём новом подопечном, о приключившимся с ним несчастье и о долгом молчании мальчика.
– Ничего, разговорим, – уверенно заявила Золушка и, помахав кому-то или чему-то рукой, побежала за отцом, высоко взбрыкивая ногами, пока, наконец, не повисла на его руке.
***
Солнечные лучи настойчиво щекотали закрытые веки, заставляя проснулся и оставить удобную кровать. Залетевший в комнату прохладный утренний ветерок словно кот играет занавеской. Окно приоткрыла тётушка Геральдина, когда наш юный герой спал. Дитер, как был, босиком, полураздетый, поспешил к своему наблюдательному пункту.
Стойло Эни пустует, не видно и повозки. Ганс водит метлой по дорожкам, по-птичьи насвистывая бодрый военный марш. Утренний двор наполнен безмятежностью и светом, солнце, проникая в комнату, греет оставленную вечером на спинке стула одежду. Вязаный коврик лежит у кровати почти такой же, как был в доме родителей. На стене, драпированной плотной тканью цвета перезревших маслин, висит небольшая картина в золотистой раме. С неё рассеянно и печально смотрит молодой итальянец с кистью в руке. Напротив портрета расположился большой, покрытый лаком сундук с медными накладками, чуть правее – бюро из орехового дерева и стул, предъявляющий сходством рисунка древесины родственные права к тому же ореху. На столешнице гордо восседает пузатая бронзовая чернильница, пара заточенных перьев готовы к работе. Рядом с ними вообще нечто фантастическое: блистающая перламутром раковина, перекочевавшая сюда рано утром из комнаты Геральдины. Она подарок капитана Джеральда Бруни, мы о нём уже вспоминали.
В книжном шкафу рядом с фолиантами в тяжёлых переплётах примостилась игрушка с ветряной мельницей. А на стене – великолепный гобелен с многочисленными пейзажами, сюжетами мелкими деталями, которые можно рассматривать хоть целый день. Наш герой лишь скользнул по нему взглядом. Какие-то горы, фрукты, цветы, кони, полыхающие дома, корабли с опущенными парусами. Люди, чьи лица так далеко, что едва разобрать, другие вышиты с огромным старанием. Темноволосая дама, изображённая рядом с книжным шкафом, рассматривает предмет в руке, но наш герой не видит что там, ладонь заслоняют полки. Платье на женщине из тех, которые носят аристократы, а лицо почти полностью скрыто густыми локонами.
Дитер осторожно шагая спустился по ступеням, словно опасаясь ненароком потревожить лестницу, и тогда та обидится и исчезнет. На столе нашёлся прикрытый салфеткой завтрак в виде лепёшки с простоквашей. Протёртые от пыли башмаки стояли у выхода. Проскользнув за спиной занятого работой Ганса, наш герой обогнул дом, касаясь кончиками пальцев шершавой стены.
От соседних владений сад отделён высоким забором. Узкая каменная дорожка ведёт мимо кустов жимолости на полянку, где над плотным газоном белеет небольшая скамейка со спинкой, оказавшаяся при ближнем рассмотрении качелями, подвешенными к толстой иве. Ствол дерева приобрёл такой удачный изгиб, что не привесить их сюда было бы преступлением. Рядом с качелями громоздится большой шершавый валун, неизвестно кем и когда принесённый сюда. Дитер присел на зыбкую скамеечку, оценил уверенную упругость верёвок и осторожно оттолкнулся ногой. Мир вокруг стал подниматься и опускаться, словно отстраняясь от Дитера и вновь приближаясь, начал жить отдельно от него. Наш герой запрокинул голову назад, и кусочек неба в зелёном обрамлении деревьев тоже стал раскачиваться, выглядывая то с одной стороны изогнутого ствола то с другой. Дитер сунул правую руку в карман и достал свою единственную драгоценность: шарик от маминых бус. Теперь можно смотреть на небо и деревья через него. Мир вокруг раскачивается в шарике, словно целиком поместившись туда, причудливо меняя форму и цвет. Остановившись, мальчик положил своё сокровище обратно в карман, и снова огляделся вокруг.
На камне сидела большая изумрудного с жёлтым цветами бабочка, каких он никогда не видел раньше. Сейчас она расправит крылья и взлетит. Дитер потихоньку стал подкрадываться, чтобы рассмотреть её. Но бабочка не взлетела, даже когда он присел около неё, наклонился и тихонечко подул. Дуновение её перевернуло, и теперь стало очевидно, что она мертва.
Окружающий мир вновь показал своё несовершенство и хрупкость: прекрасная редкая бабочка уже никогда не украсит летний день своим порханием, она всего лишь маленькое высохшее насекомое, опрокинутое на камень. Дитер сорвал крупный лист, аккуратно переложил на него прекрасное, но безжизненное существо и понёс наверх, в свою комнату. Для бабочки нашлось место между морской раковиной и чернильницей. Несколько раз покрутив ручку игрушки с ветряной мельницей, Дитер прошёлся пальцем по тёмным корешкам книг и снова отправился вниз. В это раз Ганс его появление заметил и, сложив руки в подобие полковой трубы, прогудел «побудку», потом поинтересовался, как герою спалось, на что Дитер вежливо кивнул, а садовник шутливо сообщил:
– Всё проспал, новобранец. Армия уже сложила лагерь и ушла в поход. Ну а наша дорогая Геральдина – на ярмарку. Жди, скоро уж вернётся, угостит чем-нибудь. Пока осваивайся тут, производи р-р-рекогносцировку.
Слово «рекогносцировка» было Дитеру незнакомым, но почему-то понятным. Он ещё раз кивнул, и отправился за дом.
На этот раз он прошёл дальше качелей. За тенистыми деревьями и густым кустарником, был слышен звук текущей воды и равномерное поскрипывание. Шаг за шагом, словно осторожный охотник, мальчик прошёл по тропинке среди кустов. Позади сада протекала неширокая, быстрая речка. За ней город кончался, большое изумрудное поле в мелких крапинках жёлтых, красных, сиреневых цветов дышало покоем. Спуск к воде оказался обрывистым. Сомкнутым строем здесь встало укрепление из брёвен, чтобы берег не размывало. Чуть выше по течению – что-то вроде небольшой плотины. Река вращает водяное колесо, ось которого заходит в крепкое деревянное здание. Так вот что это за скрип. Посидев несколько минут на берегу и кинув пару камушков в воду, Дитер отправился вверх по маленькому журчащему ручейку, который привёл к роднику с прозрачной водой, спрятавшемуся между тетушкиной мастерской и соседским забором.
Дитер нагнулся и попробовал воду на вкус. Та оказалась изумительной, хоть и очень холодной. Вдруг он услышал какое-то хихиканье рядом. Звуки шли от забора. Внимательно осмотревшись, наш герой заметил дырку в ограждении, а там изумрудом на солнце блеснул серо-зелёный глаз. Изумруд поморгал ресницами и исчез. Вместо него над забором появилась пятерня, потом вторая, затем большая матерчатая туфля на загорелой ноге – и вот уже на заборе сидит крайне симпатичная девочка года на два старше Дитера. Она важно поправляет передник на сером платье, шапочку и снова смеётся: