Дитя Ковчега
Шрифт:
– Привет, Джош, – здороваются девушки.
Они помнят. Он помогает организовывать мероприятия типа Фестиваля Чертополоха. Девушки видели его во Дворе Состязания по Питию Эля, и они с отцом по очереди ведут Вечера Караоке в культурно-спортивном центре. И не этот ли парень устраивает постыдное кабаре для Ассоциации Птицелюбов? Точно: викарий.
– Мы бы хотели взглянуть на старые церковные записи – для генеалогического модуля, – говорит Роз, осторожно ступая меж усиков тыквы. У основания каждого желтого цветка уже набухает странного вида лиловатый плод.
– Посмотреть,
– Службу, вроде «мы проследим ваши корни», – уточняет Роз.
– Да, денег куча, – прибавляет Бланш.
– Э? Ладно, идите за мной, – решает Джош. Они ступают в полумрак, где через секунду вырисовываются силуэты потертых скамей. На полу посреди прохода стоит ведро побелки. – Пытаюсь избавиться от отметок уровня воды, – поясняет Джош. – Остались еще с Великого наводнения 1858-го, но сейчас мы продаем церковь, и агенты по недвижимости хотят, чтобы она выглядела презентабельно.
– Значит, скоро продадите?
– Надеюсь. Уже приценивались из франшизы «Макдоналдса». В этом есть финансовый смысл; мы не способны конкурировать со спутниковыми богослужениями. А лично я подамся в Штаты.
Что ж, думают двойняшки. Еще один мудак себя экспортирует.
– Лучше поторопиться, – советует Роз, – до ограничения эмиграции.
– Духовенство исключение. Пойду на магистра теологии в Луизиане, на родине арбуза.
– Так где метрическая книга?
– Вон там, – отвечает Джош. И вдруг, вдохновенно: – Десять евро, и она ваша.
Роз и Бланш переглядываются.
– Давай посмотрим, – предлагает Роз.
Они бредут в канцелярию и изучают книгу – старую, толстую и выцветшую, со странными вздувшимися страницами.
– Еще одна жертва наводнения, – объясняет Джош. – Теперь мы, конечно, все записываем на диск и отсылаем в архив для Государственной службы статистики.
Девушки листают потрепанные страницы. На Многие попали чернила, и записи не читаются.
– Лежалый товар, – сетует Роз.
– Такова уж история, – улыбается Джош. – Ничего не поделаешь. – Он уже предвкушает трехлетний курс о сотворении мира. [80]
80
Курс, отрицающий эволюцию и пытающийся подвести библейскую идею о сотворении мира под научное объяснение.
– Пять евро, и по рукам, – предлагает Роз.
Сошлись на семи с половиной.
– Ничего, если я его приглашу на барбекю? – спрашивает Норман, высовывая голову из-за двери в кухню.
– Кого пригласишь? – переспрашивает Эбби.
– Нового ветеринара. Его зовут Сам. Сам де Бавиль.
– О-о, француз? – с надеждой роняет Эбби, откладывая воображаемое телеоборудование. Она сможет потренировать сослагательное наклонение.
– По мне, так англичанин чистой воды, – отвечает Норман.
– Ну ладно. Скоро выясним. Пригласи его в субботу – не в эту, в следующую, – решает Эбби.
– И кто придет в следующую субботу? – восклицают Роз и Бланш, захлопывая входную дверь. – Надеемся, не зануда.
– А, Близнецы-Сорванцы вернулись, – кивает Норман.
– Новый ветеринар, – поясняет Эбби. – Приятный мужчина, по словам отца.
Близняшки переглядываются весело и презрительно.
– Возраст? – спрашивают они хором.
– О, от молодого к среднему. Сказал, что родился в день смерти Элвиса Пресли, так что считайте сами. Ездит на «ауди-нюанс». Точнее не скажешь.
Роз и Бланш снова переглядываются, на этот раз оптимистичнее.
– Еще не решили, как будете зарабатывать на жизнь? – интересуется Норман. – Простите, что поднимаю вопрос, но после Банка Яйцеклеток сейчас все носятся с проблемой пенсий. Слово на «П», как теперь выражаются. Мы с матерью – не единственные родители, ломающие голову, на что вы будете жить, когда мы окажемся под шестью футами земли.
– Мы собираемся получить Премию, родив ребенка! – объявляет Роз. – Вот наше слово на «П»!
Норман и Эбби смотрят друг на друга – дескать, помоги нам, Господи; они тоже слышали о премии по новостям.
– Вместе с двадцатью миллионами других охотников за головами, – вздыхает Норман в расстройстве. Эта премия – огромная ошибка правительства, тут Норман с Эбби согласны. Премия лишь зажжет надежду, а в результате – только лихорадочное спаривание, распространение венерических заболеваний и разбитые юные сердца.
– А вы не думали о чем-нибудь попрактичнее? – вздыхает Эбби. – Так, на случай, если не станете первыми девушками в Великобритании, забеременевшими после Миллениума естественным путем?
– Вообще-то да, – бросает Роз. – Мы будем изучать семейное древо Ядров.
Они с сестрой сваливают на стол в коридоре сумочки и помятый пакет. Наружу сыплются ключи, пачки сигарет и жвачка.
– Это часть нашего генеалогического модуля, – поясняет Бланш.
– Модуля? – переспрашивает Норман. – Как космического?
– Это учебный жаргон, Норман, – поясняет Эбби.
– Доктор Бугров считает, что, по мере вымирания британской нации, рынок семейных древ станет очередным золотым дном. И мы хотим этим заняться. Для начала сделаем такую схему, древо Ядров.
– Попросите Императрицу помочь, – предлагает Эбби. – Она считает, что ее дочь, возможно, наша пра-пра-пра-кто-то. А та в свое время была знаменитым кулинаром.
Близнецы синхронно стонут.
– Нет, спасибо, – отрезает Роз.
– В любом случае, – добавляет Бланш, – устные свидетельства не в счет.
– Тем более, устные свидетельства призрака, – сухо добавляет Роз.
– Точно, – соглашается Бланш. – Нужны письменные доказательства. Как это называется, эмпирические.