Дитя Кроноса

Харнесс Чарльз

— Старость, — писал мой друг, — в некоторых случаях развивается рано. Вам следует вернуться домой. А я развлекалась в школе. Я не хотела возвращаться домой. В любом случае, если мать теряла рассудок, никто не мог ничего сделать. Кроме того, я не хотела отказываться от своих планов на лето в Италии.

Месяц спустя, в начале мая, мой друг написал снова.

Похоже, что сигнализация сена сработала в одну из ночей, за две недели до этого, и мать и слуги поспешили вниз, чтобы найти окровавленного одноглазого человека, ползущего по гравийному

берегу лощины. В одной руке он сжимал старый пистолет. Согласно сообщениям, мать велела доставить его в Нью-Йоркскую больницу на вертолете, где он был до сих пор. Он должен быть выписан 6 мая. На следующий день, по моим подсчетам.

Также были некоторые подробности о том, как мать отремонтировала спальни в доме. Я знала эти спальни. Они примыкали друг к другу.

Еще до того, как я закончила читать письмо, я поняла, что ничего не произошло с умом матери, да никогда и не было. Эта ведьма предвидела все это.

Суть дела, которое, очевидно, не имело значения для всех, кроме меня и матери, состояла в том, что мать, наконец-то, влюбилась.

Это было серьезно.

Я отменила оставшуюся часть семестра и итальянский тур и поспешила на первый самолет домой. Я никому не говорила, что еду.

Итак, когда я оплатила за такси у сторожки возле ворот, я смогла пройти без предупреждения и невидимой по краю поместья, а затем срезать через лесок к лощине и дому прямо сзади него.

Первое, что я увидела, выйдя из-за деревьев вдоль берега лощины, был знаменитый, ожидаемый стог сена. Он был занят – там кто-то был.

Солнце светило, но было начало мая, и было не особенно тепло. Тем не менее, на матери были одеты одни из тех новых коротких трусов, которые ... ну, вы понимаете. Я думаю, стога сена генерируют много тепла. Самовозгорание.

Мать смотрела в сторону от меня, затрудняя обзор его хорошего глаза. Я не издавала ни звука, но внезапно осознала тот факт, что она ждала меня и знала, что я была там.

Она обернулась, села и улыбнулась мне. — Привет! Добро пожаловать домой! О, извините меня, это - наш хороший друг, доктор... ах... Браун. Джон Браун. Называйте его просто Джонни. Она вытащила щепотку сена из своих волос и усмехнулась на «Джонни».

Я в свою очередь уставилась на них обоих. Доктор Браун приподнялся на одном локте и пристально посмотрел на меня так дружелюбно, как позволила ему черная повязка на его правом глазу. — Привет, дорогая, — сказал он серьезно.

Затем он и мать рассмеялись.

Это был самый странный звук, который я когда-либо слышала. Как будто ничто на земле не могло быть снова важным для любого из них.

Тем летом я видела много разных Джонни. Все получилось на любопытном принципе очень быстро. Очень скоро я поймала его взгляд, который сказал: — «Я хотел бы принять участие – но»... И на этом он остановился. Тем не менее, я поняла, что добиваюсь большего прогресса с ним, чем когда-либо с кем-либо из предыдущих друзей матери.

Наконец, всё-таки его ответ «к настоящему времени и не дальше» стал раздражающим. Затем стимулирующим. Затем...

Я думаю, что с ним это было постоянно, зная, что он и мать были такими, какими они были, что заставило все обернуться так, как они это делали. В процессе попытки раскачать его для более тщательного исследования, я втянулась в это сама. В конце концов, я стала совершенно бессовестной в этом. Я начала пытаться получить его для себя при каждой возможности.

Мы поговорили. Но не о нем. Если он знал, как у него произошел несчастный случай, и как он оказался здесь, он очевидно, никогда не говорил никому. По крайней мере, мне он никогда не говорил.

Мы говорили о магнетронах.

Не смотрите так удивленно.

Как и вы, он был экспертом по магнетронам. Думаю, он знал о магнетронах даже больше, чем вы. И вы думали, что вы единственный мировой эксперт, не так ли?

Я притворилась, что слушаю его, но я никогда не понимала больше, чем основные понятия, а именно, что магнетроны были маленькими элементами, вроде электронов, вроде гравитонов, и вроде того, чего я не знаю. Но, по крайней мере, я поняла, что магнетронное поле может деформировать течение времени, и что если поместить объект в такое поле, результаты могут быть довольно странными.

Мы много говорили о магнетронах. Я планировала часы, иногда дни наших случайных встреч заранее. Довольно скоро я начала заимствовать у матери ее короткие трусики. Позже, во время, когда он теоретически отсутствовал, я загорала в натуральном виде. Без видимых результатов, кроме загара.

Ближе к окончанию я начала выбираться ночью в сосны с моим спальным мешком. Я не могла вынести этого, зная, где он, вероятно, находился.

Не то, чтобы я сдалась.

Он строил магнетронный генератор. Первый в мире. Я помогала целый день подключать часть его оборудования.

Он снес перила балкона и строил свой аппарат на балконе, прямо над лощиной. Он сказал, что может сфокусировать его. Я имею в виду, что в магнетронном поле был своего рода эффект «линзы», и он должен был быть в состоянии сфокусировать это поле.

Странная вещь заключалась в том, что, когда он, наконец, отрегулировал линзу, фокус был в разряженном воздухе, прямо за краем балкона. Прямо через лощину. Он не хотел, чтобы кто-то случайно прошел через фокус.

И через эту линзу можно было слышать звуки.

Лощина была сухой в течение нескольких месяцев, с тех пор, как мать отвела ручей от порогов. Но теперь, проходя через линзу, был слышен этот бесконечный грохот воды.

Он был слышен по всему дому.

Шум раздражал меня. Казалось, что это подавляло даже их.

Мне не нравился этот шум. Я оттащила свой спальный мешок еще дальше в сосны. Я все еще могла слышать его.

Однажды ночью, будучи в четверти мили от дома, я выползла из своего спального мешка и направилась в дом. Я собиралась разбудить его и попросить его отключить эту штуку.