Дитя Кроноса

Харнесс Чарльз

По крайней мере, это было моим оправданием за возвращение. И было совершенно верно, что я не могла спать.

Мне представилось, как бы все это было. Как я спокойно открыла бы его дверь, как я на цыпочках подошла бы к его кровати. Как я бы склонитесь над ним. Как бы я положила руку на его грудь и очень мягко потрясла.

Все прошло по плану, вплоть до определенного момента.

Там я, наклонившись над его кроватью, смотрела сквозь темноту на размытые очертания предполагаемой фигуры.

Я протянула руку.

Грудь, к которой

я прикоснулась, не была мужской.

— Чего вы хотите? — прошептала мать.

За то время, которое мне потребовалось, чтобы вернуть дыхание, я решила, что если я не могу обладать им, она тоже не может. Наступает предел ситуации. Мы мчались к решающей схватке.

Он всегда держал свой старый пистолет, тот, который он привез с собой, на полочке стола. Без звука я потянулась к нему и нашла его. Я знала, что было слишком темно, чтобы мать могла увидеть, что теперь я целюсь в нее.

У меня была ясная осведомленность о моем намерении и его последствиях. Я даже знала место и время. В спальне доктора Джона Брауна в Скайридже назревало убийство, и время было без пяти минут полночи 3 июня 1977 года.

— Если это сработает, — спокойно прошептала моя мать, — это, вероятно, разбудит вашего отца.

— Мой - кто? Я задохнулась. Торец оружия приземлился на мой палец ноги; я едва поняла, что уронила его.

Я слышал то, что она сказала. Но я внезапно поняла, что это не имело никакого смысла. Они бы давно мне сказали, если бы это было правдой. И он не смотрел бы на меня так, как он делал изо дня в день. Она лгала.

Она продолжала спокойно: — Вы действительно хотите его?

Когда одна женщина задает этот вопрос другой, это обычно подразумевается как объявление о праве собственности, а не запрос, и тон голоса колеблется от тонкого сардонизма до дикого злорадства.

Но голос матери был тихим, и ровным.

— Да! — сказала я резко.

— Настолько скверно, чтобы иметь ребенка от него?

Теперь я не могла остановиться. — Да.

— Вы можете плавать?

— Да, — я глупо ответила, как попугай. Было очевидно, что сейчас не время для логики или последовательности. Там были две ведьмы, торгующиеся не на жизнь, а на смерть, в то время как тело нашего раздора лежало прямо за нами.

Она прошептала: — Вы знаете, из какого он времени?

— Вы имеете в виду откуда?

— Из какого времени. Он из 1957 года. В 1957 году он попал в магнетронное поле - в мой стог сена 1977 года. Линза - там - сфокусирована…

— На 1957 год? Я с оцепенением вздохнула.

— Начало 1957 года, — исправила она. — Она сфокусирована на день за пару месяцев до того, как он упал в линзу. Если вы действительно хотите его, все, что вам нужно сделать, это прыгнуть через линзу, найти его в 1957 году и держаться за него. Не дайте ему провалиться в магнетронное поле.

Я облизала губы. — И предположим, что он это сделает в любом случае?

— Я буду ожидать его.

— Но он у вас уже есть. Если я возвращусь назад, как я могу быть уверена, что найду его вовремя? Предположим, что он на сафари в Южной Африке?

— Вы найдете его прямо здесь. Он провел весну и лето 1957 года здесь, в Скайридже. Домик всегда был его собственностью.

Я не могла видеть ее глаза, но я знала, что они смеялись надо мной.

— Вопрос о ребенке, — сказала я кратко. — Что с ним делать, если он будет?

— Ваш единственный шанс удержать его навсегда, — сказала она хладнокровно, — это ребенок.

— Ребенок?

Я не могла извлечь никакого смысла из этого. Я перестала пытаться.

Целую минуту стояла тишина на фоне нежного дыхания Джонни и поющий воды на расстоянии в двадцать лет.

Я быстро мигнула глазами.

Я собиралась получить Джонни. Я собиралась вернуться в 1957 год. Внезапно я почувствовала себя веселой и восторженной.

Часы в зале начали бить полночь.

Через несколько секунд 3 июня 1997 года войдет в историю. Мать станет выдохшейся, бывшей, неспособной предсказать даже погоду.

Я скинула тапочки и пижаму. Я прикинула расстояние через балкон. Мой голос сорвался. — Мама! — завизжала я. — Дай нам одно последнее предсказание!

Джонни яростно фыркнул и изо всех сил пытался сесть.

Я начала свое бурное погружение во время. Ответ матери плыл за мной, через линзу, и я услышала его в 1957 году.

— Вы не остановили его.

***

Его настоящее имя было Джеймс Маккаррен. Он был подлинным доктором философии, и, несмотря на это, профессором физики. Возраст - приблизительно 40. Я ожидала, что он будет моложе? Он казался старше, чем «Джонни». И у него было два хороших глаза. Никакой повязки.

Он действительно владел Скайриджем. Проводил там летние месяцы. Любил охотиться и ловить рыбу между семестрами.

А теперь, мой друг, если вы немного расслабитесь, я расскажу вам, что произошло вечером 5 августа 1957 года.

Я наклонилась над балконом, уставившись на освещенные красным цветом пороги, когда поняла, что Джим стоит в дверном проеме позади меня. Я почувствовала, как его глаза скользят по моему телу.

Минуту назад я глубоко дышала, пытаясь успокоить ненормальный всплеск легких, одновременно пытаясь подтолкнуть пистолет Джима немного выше под свою подмышку. Холодная сталь заставила меня дрожать.

Это было слишком плохо. В течение двух последних месяцев я начала любить его самым интересным образом, хотя, конечно, не намного интереснее, чем я любила Джонни. (Несколько недель с матерью могут действительно изменить мужчину!) В 1957 году Джонни ... или Джим был причудливо бережным, и как ни странно девственником. Почти отеческим. Было очень плохо, что я начала любить его как Джима.

Тем не менее, было последнее предсказание матери. Я долго об этом думала. Насколько я могла видеть, был только один способ убедиться, что он не «прошел» к ней.