Дитя льдов
Шрифт:
— И вы должны верить.
— Извините, но у меня почти не осталось сил верить.
— Знаете, моя медсестра говорит: сталь в огне закаляется.
— Что? — Джо вдруг нахмурилась.
— Невзгоды — это все равно что горнило. Справишься с ними, станешь твердым, как сталь.
Джо побледнела.
— Ненавижу весь этот бред, — пробормотала она. — Господь посылает испытание сильным и так далее. Это все лицемерие и глупость.
Эллиотт оторопел:
— Вы не верите в Бога?
— Вы видели, каким стал Сэм? Кто после этого посмеет осуждать меня? — Она сердито смотрела на него. — Кэтрин вот тоже верит, как и вы, должно быть.
— Да, я верю, — подтвердил он.
Джо гневно тряхнула головой:
— Тогда объясните мне, как это у вас получается? Кэтрин бывает с Сэмом почти столько же, сколько я. Но она… у нее его страдания почему-то не вызывают гнева.
— А вы злитесь.
— Совершенно верно. Я в бешенстве. Вы хотите, чтобы я молилась? Просила Его о помощи? — Ее губы задрожали. — Я не могу просить Его. Не могу, понимаете? Я больше не могу молиться.
У Билла Эллиотта хватило ума и такта промолчать. Он попытался коснуться ее, но она будто и не видела его. Взгляд Джо упал на грязные чашки из-под кофе. Она схватила ближайшую и запустила ею в стену.
— Джо! — Он поморщился от звона посыпавшихся на пол осколков.
— Все кончено. — Она всхлипнула. — Джон не поможет ему. Он никогда не вернется. Сэм умрет.
— Вы не должны так думать, — сказал Эллиотт. — Сэм почувствует ваше настроение.
— Я не могу не думать так! — закричала Джо. — Не могу видеть, как Сэм с каждым днем все дальше и дальше уходит от меня. Это невыносимо. И все эти разговоры про Джона. Я просто хватаюсь за соломинку. — Она закрыла лицо ладонями. — Он не сможет быть донором для Сэма.
— Он может быть донором для Сэма, — сказал Эллиотт.
Джо подняла заплаканное лицо:
— Что?
— Джон — подходящий донор, — повторил он. — Кристина Лорд сказала мне это на прошлой неделе.
Джо смотрела на него, раскрыв рот.
— Но ей же запрещено называть имя донора, — прошептала она. — И вам тоже.
— Да, запрещено. Но в нашем случае тянуть нельзя. Поэтому я и спросил.
Эллиотт извлек из кармана клочок бумаги с номером АZМА 552314 и вложил его в ладонь Джо. Ему отчаянно хотелось обнять ее, вдохнуть в нее силы, избавить ее от боли. Но он подавил свой порыв, опасаясь воспользоваться ее растерянностью и незащищенностью.
— Это донорский номер, — объяснил он. — В вещах Джона должно быть донорское удостоверение с этим номером.
— Большое спасибо, — прошептала Джо.
Было безветренно, тихо падал снег. Крупные, с ладонь, хлопья на протяжении многих дней бесшумно кружили над пустынными просторами пролива Виктория.
В Арктике столь затяжной снегопад — большая редкость. Обычно за год здесь выпадает 100–150 миллиметров осадков. Но 1848 год оказался исключением. Эскимосы назвали его «ту-пилак» — год-призрак. В такой год ничто не живет долго.
Тремя месяцами раньше моряки «Эребуса» и «Террора» покинули корабли и двинулись к острову Кинг-Вильям. Практически сразу им преградил путь шестикилометровый затор из ледяных торосов.
Четверо матросов лопатами и ледорубами сглаживали лед, выдалбливая желоб, чтобы протащить шлюпки. Когда проход был готов, в каждую шлюпку впрягалось по десять человек, еще восемнадцать вставали с боков и с кормы.
Тянуть шлюпки вверх было очень тяжело. Казалось, что они нагружены глыбами мрамора. Моряки обливались потом, мокрая кожа тут же покрывалась ледяной коркой. Солнцезащитные очки врезались в щеки.
Полтора часа поднимались они на первый торос и достигли его гребня только к часу дня. Вскарабкавшись на вершину, моряки мгновенно умолкли — оттуда взору открывался новый торос, а за ним еще и еще.
В шесть часов вечера остановились на ночевку и принялись ставить палатки. У всех ныли мышцы, обожженные легкие горели. Парусина палаток отвердела в считанные минуты. Повара растопили лед и вскипятили чай на костре, который разводили, казалось, целую вечность. Ужинали тепловатой тушенкой и изюмом. Сушеные ягоды, чтобы они оттаяли и размякли, приходилось подолгу держать во рту. В ту ночь Крозье отметил, что температура упала до тридцати двух градусов мороза.
До побережья острова Кинг-Вильям участники экспедиции добирались четыре дня. Последние полтора километра Фицджеймса везли в лодке. Едва была поставлена первая палатка, его занесли в нее, и Гудсэр пришел проведать больного.
— Джеймс, — окликнул его Гудсэр, — вы слышите меня?
Фицджеймс с трудом приоткрыл глаза.
— Устал, — выговорил он.
— Не спите.
Онемевшими руками Гудсэр принялся растирать ему ладони, грудь и плечи. Снаружи поднялся ветер и мешал морякам установить последнюю палатку. Гудсэр выглянул на улицу и через минуту вернулся к Фицджеймсу. Тот уже не дышал.
Похороны состоялись утром. Вырыть могилу в земле было невозможно, и потому Фицджеймса похоронили на прибрежном мелководье, потратив драгоценные силы на то, чтобы прорубить двадцатисантиметровую толщу льда.
Незадолго до смерти Фицджеймса участники экспедиции нашли пирамиду, сооруженную Гором годом раньше. Они разобрали ее и к записке Гора добавили свою. Фицджеймс сам составил отчет.
25 апреля 1848 г.
Суда Ее Величества «Террор» и «Эребус» с 12 сентября 1846 года зажаты во льдах в 24 км к северо-северо-востоку от этого места. 22 апреля офицеры и матросы, всего 105 душ, под командованием капитана Ф. Р. М. Крозье высадились на берег здесь, в точке с координатами 69°37'42'' с. ш. и 98°41' з. д. Сэр Джон Франклин скончался 11 июня 1847 г. Всего из членов экспедиции на сегодняшний день умерли 9 офицеров и 15 матросов.
Когда Фицджеймс написал то, что хотел, Крозье добавил внизу листа несколько слов:
Ф. Р. М. Крозье, капитан, начальник экспедиции.
Завтра, 26 апреля, выступаем в поход к Бэкс-Фиш-Ривер.
По побережью идти было чуть легче. Три пеших отряда, тянувших по шлюпке, преодолевали в среднем по шесть километров в день. Температура воздуха поднялась почти до минус десяти.
Все утро Огастус Питерман шел при первой шлюпке и сменился только в полдень.
— Хорошо поработал. Молодец, — похвалил его Крозье.