Дитя лета
Шрифт:
И именно это вносило в жизнь состояние сна. Лили не понимала сама себя: как можно быть такой тайно счастливой, исполненной нежности, когда ее дочь сейчас борется за жизнь. Лаэм коснулся тыльной стороны ее ладони, и Лили совершенно разомлела от его прикосновения. Он спросил, не хочет ли она выпить чашечку чая; она была точно в дурмане и совершенно не в силах оторваться от его глаз.
Но возможности потолковать о том, что произошло, или даже повторить это, у них не было. С того момента, как они прибыли в Бостон, каждая минута была расписана заботой о Роуз и консультациями с врачами. Лили знала по опыту, что это оптимальный вариант, потому
Так она убеждала себя, пытаясь оправдать тот факт, что Лаэм больше ни разу ее не поцеловал.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.
– Хорошо, а ты?
– И я тоже, – спокойно ответил он, но при этом так взглянул на Лили своими голубыми сияющими газами, что она смутилась и зарделась.
– Вот и славно, – вздохнула она.
– Налицо кое-какие изменения, – сказал он. – Теперь можно ничего не бояться.
– Ты о Роуз? О ее тестах?
Роуз сделали еще одну эхограмму. Она так устала от продолжительной нехватки кислорода, что спала даже тогда, когда сестра натирала холодным составом ее грудь. Казалось, она не слышала даже громкого звука аппарата. Но тест не выявил дополнительных нарушений – за период пребывания в Мельбурне состояние девочки стабилизировалось, и она была готова к операции.
– Нет, я не о Роуз, – улыбнулся Лаэм.
– Я сейчас способна думать только о ней, Лаэм.
– Конечно. Мы близки к финалу.
– Мы бывали здесь столько раз, – сказала Лили и, глядя в его обветренное лицо, почувствовала, как внутри у нее все сжалось. Оба они говорили «мы», и это слово казалось вполне уместным. Потому что Лаэм каждый раз приезжал сюда вместе с ними. Почему до нее это не доходило?
– На этот раз все иначе, – сказал Лаэм.
– Откуда ты знаешь? – спросила Лили.
Лаэм взял ее за руку. Она вздрогнула; ей вдруг захотелось, чтобы он обнял ее, словно ее закружил смерч эмоций. Ей хотелось, чтобы он собрал ее, не дал расслабиться, раскиснуть. По спине словно прошел жар – вдоль позвоночника, по ногам – от какого-то фантастического томления, которое смущало и поражало ее в самое, казалось бы, неподходящее время. А он и сделал-то только, что взял ее за руку.
– На этот раз все иначе, – повторил он, – потому что все действия здесь известны и конкретны. Все, что нужно сделать, – это поставить новую заплату. Отверстие в сердце не порвалось, не расширилось, не увеличилось. Единственная задача – поставить заплату, и эта операция будет уже окончательной.
– Ей ведь не стало хуже, – сказала Лили.
– Нет, не стало. Все симптомы связаны с заплатой и стенозом.
– Я не смогу этого выдержать.
– Сможешь, – заверил он, крепко пожав ей руку. – Просто думай об этом как о свершившемся факте. Ты же знаешь, что все идет к счастливому концу.
Она глядела на Лаэма, а он – на дверь, в которой должны были появиться доктора, чтобы сообщить им о том, что Роуз готова к операции. Мысленно Лили подытожила все, что ей было известно на сегодняшний день о Роуз, представила то, что должно было свершиться сегодня. Несмотря на то что тетрада Фалло насчитывала четыре дефекта, сейчас особую важность представляли два из них. Во-первых, легочный стеноз: участок на выходе из легкого, в том месте, где соединялись правый желудочек сердца и легочная артерия, был сужен и блокирован. И во-вторых, дефект межжелудочковой перегородки:
Жесткий стеноз Роуз был вызван тем, что с каждым биением сердца в легкие поступало все меньше крови, отчего она синела. В сегодняшней операции предстояло удалить часть утолщенной мышечной ткани под легочным клапаном и заменить изношенную перегородку новой. Все это звучало достаточно просто, и все-таки Лили чувствовала, что ей с трудом дается каждая минута напряжения.
И вот врачи вышли из помещения, выкатив на каталке Роуз, готовую к операции – с волосами, убранными под бумажную шапочку, слабенькую, подключенную к мониторам и аппаратам. Ей удалось слегка приподнять головку и отыскать взглядом Лили. Но позвала она не Лили, а Лаэма.
– Доктор Нил, – сказала она.
– Я здесь, Роуз.
– Помните, что я вам говорила.
– Я помню. И никогда не забуду.
Лили увидела, как они обменялись взглядами, и почувствовала страх, исходящий от этой тайны; она не знала, что они подразумевали, но поняла, что это нечто очень важное.
– Вы ее нашли? Нэнни?
– Да, – сказал Лаэм, низко-низко наклонившись над девочкой – прямо лицом к лицу. – Нашел. Это просто невероятно, но знаешь, где она сейчас?
Роуз отрицательно покачала головой; глаза ее слипались, хотя она изо всех сил старалась не заснуть. Лили коснулась спины Лаэма, отчасти чтобы поддержать его, отчасти потому, чего сейчас все они были единым целым.
– Скажи ты, Лили…
– Солнышко, – сказала Лили, сама с трудом веря в то, что собиралась сообщить дочери. – Нэнни поплыла к югу от Новой Шотландии. Представляешь, все киты ушли на север, а она – на юг. Нам кажется, что она где-то недалеко от Бостона, чтобы быть рядом с тобой.
– А ей это не вредно? – встревожилась Роуз.
Лили успокоила ее. У них оставалось мгновение.
– С Нэнни все будет в порядке. И с тобой тоже, родная моя девочка.
– Обязательно! – поддержал ее Лаэм.
– Пора, – сказал доктор Гарибальди. – Когда вы снова увидите Роуз, она уже будет у нас как новенькая. Она мне все рассказала о том, кто такая Нэнни, и что, когда Роуз через неделю вернется в Новую Шотландию, она сама будет плавать со всеми китами, какими пожелает. Мы ей поставим лучшую в мире заплату, и это будет последняя операция мисс Роуз Мэлоун на долгое-долгое время. А теперь нам пора.
Лили и Лаэм нагнулись, чтобы поцеловать Роуз, и девочку увезли. У Лили разрывалось сердце при виде того, как ее ввозили в лифт. Она почувствовала руку Лаэма у себя на плечах и позволила ему довести себя до кресел в зале ожидания. Там работал телевизор – он всегда там работал – и лежала стопка журналов и утренних газет. Но Лили опустила голову на руки и постаралась восстановить душевное равновесие.
– Ты же слышала, что сказал доктор, – успокаивал Лаэм. – Он настроен очень позитивно, обещал, что Роуз будет дома уже к концу недели. Лили – это же всего шесть дней!
– Я понимаю, – ответила она.
– Всего шесть дней, Лили! И мы вернемся в Кейп-Хок. И у Роуз начнется лето.
Лили позволила ему обнять себя. Были моменты, когда она не могла говорить, не могла даже думать. Девять лет назад обстоятельства настолько травмировали ее, что она выработала на них особую реакцию: либо драться, либо не реагировать. Ее тело наполнялось адреналином, и она цепенела. И сейчас происходило то же самое.