Дитя любви
Шрифт:
Но, Боже милосердный, как ему убедить Тэру?
Алессандра следила за высокой фигурой, спускавшейся по ступеням винодельни. Затем она встала и пошла навстречу, чувствуя огромную любовь к отцу. Раньше эта любовь руководила всеми ее поступками, но теперь все пересилило чувство к Рафаэлю. Оно было неизмеримо глубже, распространялось на все живое, рождало новые порывы и усиливало прежние.
Сол взял ее за руку.
— Можешь успокоиться. До драки не дошло. Он не лежит на полу винодельни, истекая кровью, словно разбитая бутылка с вином.
—
— Я не представлял себе, что все случится так быстро, — задумчиво сказал отец.
— Мы должны быть вместе.
— Да. — Он замялся. — Когда ты скажешь маме?
— Попозже. Сначала провожу тебя.
— Хорошо.
Она сжала руку отца.
— Папа, все будет хорошо. Правда. Не надо беспокоиться. Я очень, очень счастлива.
— Угу.
— Папа, не надо так! Я знаю, ты смотришь на меня как на ссыльную, навеки похороненную в испанской деревне. Но пойми, я уже начинаю любить Испанию, потому что это родина человека, без которого я не могу жить.
Сол улыбнулся. Ни за что на свете он не позволит своей единственной дочери догадаться, какую глубокую рану нанесли ему эти слова.
Алессандра продолжала настаивать:
— Скажи, что тебе он тоже нравится. Пожалуйста, скажи, что ты доволен.
Он засмеялся.
— Ты всегда знала, как добиться своего! С детства обводила меня вокруг своего маленького пальчика!
— Глупости! Ну, говори скорей!
— Я желаю тебе всего счастья, какого ты сама себе пожелаешь. Говорю честно: Рафаэль — достойный супруг. Даже для тебя. — Сол обнял дочь за плечи, крепко прижал к себе и приказал мышцам передать дочери только радость, а никак не те горькие чувства, которые грызли его изнутри.
Он вежливо попрощался с семьей Савентосов. Алессандра пошла проводить его до машины и поцеловала на прощание.
— Итак, опять в путь вокруг земного шара! — сказала она, сдерживая слезы.
— До свидания, моя дорогая. — Он включил двигатель. — Ах да… Вот что я скажу тебе напоследок, — промолвил отец, глядя на дом Савентосов. — Если когда-нибудь в этом доме ты почувствуешь необходимость быть осторожной и начнешь оглядываться через плечо, мой тебе совет: смотри не на мать, а на сестру.
ГЛАВА 13
Позже, возвращаясь с конюшни, Алессандра услышала донесшийся из дома истерический крик. То был мощный вопль ярости и злобы, как будто примадонна сошла с ума прямо на оперной сцене.
Алессандра тут же поняла, что случилось: Рафаэль посвятил Изабеллу в свои матримониальные планы. Естественно, они не пришлись матери по вкусу.
Она ощутила укол тревоги. Ее предупреждали, что в этом доме возможно все, но разразившаяся истерика казалась пугающе серьезной. Даже чересчур.
Сидя на террасе в лучах послеобеденного солнца, Алессандра ожидала появления Рафаэля. Что он чувствует после яростного наскока матери? Стоит ли он, склонив голову, гордый и спокойный, дожидаясь, когда
И все же тревога росла. Она угнетала ее, проникая во все уголки сознания.
Наконец все успокоилось. Рафаэль появился в дверях дома, мрачный как туча, подошел к Алессандре, сел рядом и тяжело вздохнул. Она взяла его за руку и стала ждать.
— Боюсь, мать рассердилась, — наконец сказал Савентос.
Алессандра выгнула брови.
— Я уже догадалась. — Она сжала его пальцы. — Ох, Рафаэль…
— Это пройдет, — ответил он. — Просто она слишком испанка и сердится так, как принято в Испании.
Что она имеет против меня? — недоумевала Алессандра. В ней вспыхнула искра гнева, но сразу погасла.
— Наверное, быть испанкой, то есть радоваться и злиться открыто, лучше, чем загонять свои чувства вглубь, как принято у нас, англичан, — сказала она, поднимая голову и стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно и разумно.
— А как это делают англичане? — глухо спросил Рафаэль.
— Если это удается, мы делаем вид, что все в порядке. Это для нас самое главное, понимаешь? У нас существует абсолютный запрет на публичную демонстрацию чувств. Мы прячем их за стеной безукоризненной вежливости. Я думаю, в глубине души мы боимся собственных чувств, стыдимся допустить, что они у нас есть… — Она подняла глаза. — Довольно глупо, не правда ли? Холодность и спокойствие создают видимость безопасности, но, когда пробка вылетает из бутылки, ситуация становится намного опаснее… — На губах Алессандры заиграла легкая ироническая улыбка.
— О, моя дорогая, какие чудесные слова! — страстно воскликнул Рафаэль. — Как я люблю тебя! С каждым часом все больше и больше! — Затем он снова вздохнул. Казалось, ему никак не удается взять себя в руки. — Да, мать способна открыто демонстрировать свои чувства и даже кричать о них, но это не значит, что она быстро успокоится и все станет хорошо.
— Но разве после бури не всегда наступает штиль? — Алессандра не желала вместе с ним погружаться в тихое отчаяние. — Это закон природы, действующий с сотворения мира. Вспомни тему из «Пасторальной симфонии» Бетховена! Встает солнце, рассеиваются облака, раскаты грома становятся все тише, и гроза уходит…
Ответом ей был горестный вздох.
— Что не нравится твоей матери? — мягко спросила она.
— Я думаю, она не может перенести сам факт, что ее сын в конце концов решил жениться. Понимаешь, она безраздельно владела мной тридцать два года. Все это время она была главной женщиной в моей жизни. А сейчас ей придется сойти с пьедестала.
Алессандра засмеялась.
— Перестань шутить, Рафаэль! Это похоже на страницу из учебника истории восемнадцатого века!
На мгновение его глаза вспыхнули, тон стал более резким.