Дитя мертвых Богов
Шрифт:
Паслен, прищурившись, смотрел на монаха.
— Ты что, опять головой ударился?
— Да со мной все в порядке, — заверил его Рис.
— Мина — Богиня, надо же, — фыркнул Паслен. — Мне кажется, Морская Королева наговорила тебе кучу ерунды. Все это дело рук Зебоим. Она превратила Мину в ребенка и прислала сюда, чтобы доставить нам побольше хлопот.
— А я ей верю, — спокойно заявил Рис. — Пока тебя не было, Мина просыпалась. Она сказала, что убежала из дому, и попросила меня отвести ее обратно.
Это последнее сообщение обрадовало Паслена.
— Ну, вот видишь! А куда она хочет пойти? В Устричный? Это недалеко, немного вперед по побережью. Наверно, ее смыло в море…
— В Дом Богов, — сказал монах. Кендер наморщил лоб.
— Дом Богов? Такого места нет. В Доме Богов никто не живет, кроме…
Он сглотнул и негромко присвистнул. Атта навострила уши.
— Не думаю, что Зебоим велела ей назвать именно это место, — вздохнул Рис.
Паслен снова взглянул на Мину и пожевал нижнюю губу. Внезапно лицо его просветлело.
— Готов поклясться, ты ее плохо расслышал. Я уверен, что она сказала «Дом Пирогов».
— Дом Пирогов? — с улыбкой переспросил Рис. — В жизни не слышал о таком месте, друг мой.
— Значит, тебе не все на свете известно, — заключил Паслен, — хотя ты и монах. Существует множество мест, о которых ты никогда не слыхал.
— О Доме Богов я слышал, — возразил Рис.
— Замолчи! — воскликнул кендер. — Ты же знаешь, что туда мы не пойдем. Это невозможно.
— А почему? — Рис снова зевнул.
— Ну, во-первых, никто не знает, где находится этот Дом Богов и существует ли он вообще. А во-вторых, если он где-нибудь и может существовать, то только поблизости от Нераки, а Нерака — нехорошее место, очень нехорошее место. И в-третьих, если Дом Богов недалеко от Нераки, то это значит, что туда очень далеко идти — это на другой стороне континента, и путь туда займет у нас месяцы, а может быть, и годы…
Паслен остановился.
— Рис? Рис! Ты меня слушаешь?
Рис не слушал. Он сидел, прислонившись спиной к стене и опустив голову на грудь. Он спал, крепко спал, так крепко, что голос кендера и даже пара толчков не смогли разбудить его.
Паслен вздохнул, поднялся, подошел к девочке и присел на корточки, чтобы как следует рассмотреть ее. Она совершенно не походила на Богиню. Она походила на мокрую крысу. Паслен снова ощутил приступ ужасной печали, которую чувствовал при виде Мины, взрослой Мины. Ему это не понравилось, и он, утерев глаза и нос рукавом, снова исподтишка взглянул на Риса.
Его друг все еще спал и, очевидно, должен был проспать долго. Достаточно долго, чтобы Паслен успел поговорить с девчонкой — кем бы она ни была — и сказать ей, чтобы она шла в процветающий город под названием Дом Пирогов, и шла самостоятельно. Причем отправляться ей следовало немедленно и тихо, чтобы не разбудить Риса.
— Эй, ты! — громким шепотом позвал неизвестную Паслен и протянул руку, чтобы разбудить ее.
Но рука его застыла в воздухе. Когда кендер представил, что сейчас дотронется до ребенка, пальцы его слегка задрожали и он отдернул руку. Он продолжал сидеть на корточках, не сводя пристального взгляда с Мины и пожевывая губу.
Что он увидел? Что отличало ее от остальных смертных? Что отличало ее от мертвых, которых он встречал, с которыми разговаривал? Чем она отличалась от неумирающих? Паслен пристально смотрел на ребенка, и по щекам его снова покатились слезы. Он видел красоту, совершенную красоту. Красоту, с которой не мог сравниться самый прекрасный и величественный рассвет, рядом с которой сверкающие звезды казались тусклыми и бесцветными. При виде этой красоты сама его душа, казалось, застыла в благоговейном трепете, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть чудесное видение. Но не физическая красота девочки заставила сжаться его сердце и вызвала на глазах слезы.
Ее красота была скрыта под безобразием. Она была запятнана кровью, закутана в покрывало смерти и разрушения. Зло, страх и отвращение застилали ее истинный облик.
«Она действительно Богиня, — произнес кендер про себя. — Богиня Света, творившая ужасные вещи. Я знал это с самого начала. Я просто и сам не понимал, что знаю это. Вот почему я каждый раз плакал при виде нее».
Паслен не думал, что сможет объяснить это Рису, он не был уверен, что сможет объяснить это самому себе, и решил поговорить о своих впечатлениях с Аттой. Он обнаружил, что рассказывать сложные вещи собаке гораздо легче, чем человеку, — в основном потому, что животные никогда не задают вопросов.
Но, обернувшись, чтобы обсудить Мину с Аттой, кендер увидел, что собака улеглась на бок и крепко спит.
Паслен уселся у стены рядом с Рисом. Кендер сидел так, размышляя о чудесах, которые ему довелось увидеть, и слушая негромкое дыхание Риса, и негромкое дыхание девочки, и негромкое дыхание Атты, и едва слышный шелест ветра, вздыхавшего над дюнами, и плеск волн, набегавших на берег, и откатывавшихся прочь, они снова набегали на песок и снова отступали в море…
Глава 6
Внезапно Паслен проснулся, разбуженный лаем Атты.
Собака вскочила и пристально смотрела на вход в грот. Она вся напряглась, шерсть на загривке встала дыбом. До Паслена донеслись какой-то хруст и звук тяжелых шагов: к пещере кто-то приближался.
Шаги раздавались все ближе.
Атта снова залаяла — резко, предупреждающе. Мина пошевелилась, натянула на голову ткань и снова уснула. Шаги стихли. На землю у входа в грот упала тень, и чья-то фигура заслонила свет.
— Монах! Я знаю, что ты здесь.
Голос звучал приглушенно, но Паслен без труда узнал его.
— Крелл! — взвизгнул он. — Рис, это Крелл! Паслен не знал страха, как все кендеры; однако, в отличие от большинства его сородичей, природа в достаточной Мере наделила его здравым смыслом; сам Паслен считал, что это качество появилось у него после продолжительного общения с мертвыми. Итак, вместо того чтобы поспешить наружу и приветствовать Рыцаря Смерти, как поступили бы в данной ситуации большинство кендеров, Паслен отполз в глубину пещеры и снова позвал Риса.