Дитя общины
Шрифт:
Весть о сенсационном номере разносится по ярмарке, публика валом валит в шатер, и Сима в своей новой роли зарабатывает для Ильи Божича кучу денег.
Естественно, что такая сенсация комментируется публикой по-разному.
– А если бы он положил дюжину яиц, высидел бы он двенадцать детей? – спрашивает продавца лимонада палилулец, переселившийся в Белград из Баната.
– Конечно, раз высидел одного, сможет и двенадцать! – уверенно отвечает продавец лимонада.
– Каждый час по двенадцать?
– Раз он может каждый час по одному, сможет и по двенадцать!
– Значит,
– Конечно, высидит, если дать ему ночью отдохнуть.
– А сколько же тогда получится за год?
Начинают они подсчитывать, но никак не могут свести концы с концами. То у них получается 14 тысяч младенцев в год, то 40 тысяч. Наконец к ним подходит дежурный жандарм, часто наведывающийся сюда выпить стакан лимонада, и, достав из кармана листок бумаги, берется подсчитать письменно. Он долго потеет, мучается, пишет, стирает и в конце концов подсчитывает, что Илья Божич мог бы за год произвести на свет 50 тысяч детей.
– Вот это да! – восклицает банатчанин.
– И даже если мы отбросим и пасху, и рождество, и еще какой-нибудь большой праздник, – надо же человеку отдохнуть! – опять же он высидит сорок пять тысяч детей в год, а это целая дивизия, – говорит жандарм.
– Какую же мы могли бы иметь большую армию! – восторгается банатчанин.
– Надо, чтобы им занялось военное министерство, – размышляет жандарм.
– Кем? – спрашивает продавец лимонада.
– Этим Илией Божичем! Непременно поговорю об этом с младшим унтер-офицером.
– Нет, пусть военное министерство побольше заплатит ему, чтоб он научил наших своему фокусу, – говорит продавец лимонада.
– Правильно, так будет лучше, – соглашается жандарм, – пусть наши генералы научатся этому фокусу. Хорошо бы еще принять закон, по которому каждый генерал должен год просидеть на яйцах, пока не высидит себе дивизию.
Мужчины продолжают развивать свои мысли в том же духе, в то время, как женщины, собравшиеся у палатки пряничника, никак не могут примириться с тем, что Илья Божич всякий раз высиживает мальчика, а девочку – ни разу.
– Он может и девочку, я спрашивал его, – бросает им продавец пряников.
– Как? – спрашивают любознательные женщины.
– Сядет на индюшечье яйцо, и вылупится девочка, – говорит дядька.
По всей ярмарке идут оживленные разговоры об этой сенсации, слава Симы все ширится. И ушла бы эта слава в безграничную даль, если бы Сима сам одним своим поступком не испортил все дело.
А случилось вот что. Так как он целый день трудился нагишом, то, наверно, простудил себе животик. И когда началось самое торжественное представление, часа в четыре дня, в присутствии самих священников церкви святого Марка, Сима разорался еще до того, как волшебник сел в корзину. Тут же заиграла шарманка, чтобы заглушить плач Симы, но он вопил так неистово, будто нарочно хотел провалить представление на глазах у священников церкви святого Марка.
Но это бы еще ничего, если бы Сима не пошел дальше. Илья Божич сократил время высиживания яйца, лишь бы не услышали плач младенца, который еще не вылупился. Поставив корзину на стол с восклицанием: «Итак, господа, вы сейчас убедитесь, что ребенок из яйца вылупился!», он запустил обе руки в корзину и из телеграфных лент достал Симу. Руки Ильи Божича были точно в яичном желтке. Известные части Симиного тела были того же цвета.
– Разбилось яйцо! – выкрикнул кто-то из публики со смехом.
И публика приняла бы это объяснение, если бы не потянуло таким смрадом, что даже прославленный чародей заткнул нос.
Сперва публика стала ворчать, потом ругаться, и наконец по всей ярмарке разнесся слух о мошенничестве чародея.
Так из-за легкомыслия Симы провалился сенсационный номер в программе первого сербского чародея, и тот возвратил ребенка госпоже Маре с восклицанием:
– Держите его, для дела не годится, совершенно недисциплинированный ребенок!
И все же в тот день Сима деньги заработал, а это главное.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ, из которой явствует, что пока маленький Сима трудится, большой Сима не сидит сложа руки
Пока Сима, сдаваемый напрокат, ходил по рукам, работа над основанием общества призрения подкидышей не прекращалась ни на минуту и шла своим ходом.
Как уже известно читателям, на первом съезде был избран комитет из пяти человек, которым вменили в обязанность найти за границей уставы подобных обществ, изучить их, а потом созвать съезд в расширенном составе и сделать на нем доклад о своих изысканиях.
Таким образом, все зависело от комитета пяти, который все никак не мог собраться. Ошибка, может быть, заключалась в том, что комитет не организовали как следует, не избрали председателя, который бы и созвал всех на заседание. А так, кивая друг на друга, они бездействовали месяца два-три. Наконец с превеликим трудом состоялось заседание комитета, продолжавшееся недолго. Решено было, что каждый напишет кому-нибудь и раздобудет уставы подобных обществ.
Теперь надо было ждать ответов, на что также ушло еще четыре месяца, после чего снова состоялось заседание комитета пятерых, на котором они избрали из своего состава двоих и обязали их ознакомиться с делом. Эти двое ознакамливались с делом несколько месяцев и несколько раз созывали комитет пятерых, который после месяца уговариваний и уверток с трудом собирался. Дело изучили на двух-трех заседаниях, происходивших раз в месяц, и на последнем заседании пятеро наконец решили созвать новый съезд.
Естественно, что на подготовку съезда ушел еще месяц, и естественно же, что на первое заседание пришло всего несколько человек, так что новое заседание состоялось лишь через месяц.
Дело, кажется, было уже на мази, потому что на этом заседании оставалось на основании доклада пятерых выработать устав и избрать правление, после чего общество считалось бы основанным. Но кто-то встал и сказал, что вообще, по его мнению, созван слишком малый круг граждан, а идея настолько велика и обширна, что ею заинтересуется и более широкий круг граждан, и потому он предлагает съезд отложить и на будущее заседание пригласить представителей как можно более широких слоев общественности.