Дитя Ойкумены
Шрифт:
– Нет. Так сказала моя мать.
Пока мужчины разговаривали, Регина подползла к Линде. Она единственная понимала, что творится с подругой. С самого начала Линда боялась больше других. Честно говоря, Регина, задыхаясь от страха, и не подозревала, что можно бояться еще больше. На первых порах Линда еще держалась: улыбалась, говорила, что их скоро спасут… Разделение заложников она перенесла ужасно. Когда отца с матерью увели, а девочек заперли отдельно, вместе с герцогом и Раулем, Линда замкнулась в себе. Наверное, имей она возможность транслировать обуревавшие ее чувства наружу, ей было бы
Самая тяжелая депрессия рядом с этим показалась бы детским лепетом.
Регина не знала, сколько еще выдержит ресурс кси-контроллера. Если бы «Нейрам» просто отключился, как выключается прибор с опустошенным аккумулятором… Нет, на такое надежды не было. Учитель Гюйс предупреждал «лебедят» о последствиях борьбы с контроллером. Биться головой в стенку, говорил он, занятие куда более перспективное. Но одно дело – детская шалость, попытка сбить настройки имплантанта ментальным напором, зная, что ты в любую секунду можешь перестать, что рядом есть доктор Клайзенау, и совсем другое дело – невозможность совладать с собственными чувствами.
Шел четвертый день их заключения. Никто не знал, куда брамайны поместили заложников. Еще в храме, при захвате, всех усыпили, сделав укол инъектора – и в бессознательном состоянии перевезли в «кошмар». Очнувшись, Регина сразу так и сказала: кошмар. То ли юмор у брамайнов был извращен до крайней степени, то ли они желали устрашить заложников… Низкие своды, каменные полы. Постоянная сырость, от которой у Регины першило в горле и текло из носа. Двери, окованные металлом.
И, наконец, орудия пыток.
Это стояло по углам. Ржавые доспехи – распахиваясь, они гостеприимно приглашали внутрь, к острым шипам. Конструкция, похожая на гимнастический снаряд (дыба, любезно пояснил герцог). Обувь из грубо склепанных полос железа, с винтами. Ошейники, соединенные цепями. Решетчатая кровать-жаровня. Кресло с зажимами для лодыжек и запястий. Воронка для воды, гнилые веревки…
– Пыточная, – герцог единственный остался равнодушен к интерьеру. – Здесь еретики приглашались к раскаянию. Если, друзья мои, вы думаете, что ваше прошлое выглядело веселой сказкой, вы заблуждаетесь. Впрочем, Святой Надзор лет сорок как упразднен. Гуманизм, подкрепленный авторитетом Лиги. Фердинанд IV, король Эскалоны, склонял свой слух к голосу милосердия, особенно если за милосердие платили. Полагаю даже, что тут хотели сделать музей и собирать деньги с туристов… Но передумали и забросили.
– Вы знаете, где мы? – глаза Рауля зажглись надеждой.
– Нет, юноша. В подвалах – наверняка. Но где именно?
Надежда погасла.
– Должно быть, мы под каким-то монастырем, – продолжал герцог. – Святой Надзор размещал допросные камеры под монастырями и храмами. Традиция… Вас удивляет, что брамайны договорились со святыми отцами? Монахи жадны, брось им грош, и они нагишом спляшут на алтаре Барбары-Девственницы. Теперь, надо полагать, вас удивляет мое вольнодумство? Род Оливейра славится верностью трону и конфликтами с церковью…
Не слушая герцога, Регина вернулась на матрас.
К счастью, мужчины деликатно отвернулись.
Еду – саморазогревающиеся консервы, хлеб и овощи – им носил широкоплечий брамайн, похожий на Стен-Эльтерна из шахтерских легенд. Лучевик, отстегнув приклад, он теперь держал в кобуре на поясе. В разговоры брамайн не вступал, проблемами Линды не интересовался. Напарник его, рослый и смуглый детина, мрачно торчал в дверях, подпирая косяк – ждал, пока Святой Выбор раздаст еду и заменит химпакет в туалете. Мелодия, которую детина неизменно насвистывал, приводила Рауля в бешенство. Молодой человек кричал, сыпал оскорблениями, выдвигал требования…
Тщетно.
Свист прекращался лишь тогда, когда захлопывалась дверь.
Регина поначалу ждала, что герцог с Раулем кинутся на террористов – скрутят, свяжут, обезоружат… Дальше всё представлялось, как в сериале – схватки, погони, чудесное спасение. Но время шло, и ничего не происходило. Суперразведчица Грета-невидимка тоже не спешила явиться на выручку. Однажды, кажется, на третий день, Регина заметила, что Оливейра во время визита террористов приобнял Рауля за плечи – как раз в тот момент, когда нервы молодого человека грозили сдать. Рауль вздрогнул, дернулся, но остался на месте. Еще Регина увидела, как ладонь свистуна, торчавшего в дверях, легко, чтоб не сказать, весело, поглаживает рукоять оружия.
«Ну же! – подначивала эта ладонь. – Давай!»
Только что на ее глазах герцог спас брата Линды. А может быть, их всех. Герцог, не носивший шпаги вопреки традициям эскалонского дворянства. Герцог, одетый как профессор университета. Знатный гранд Оливейра-ла-Майор, который, проснувшись в допросной камере, больше ни разу не сказал брамайнам, что он – эскалонец, а не ларгитасец. Мир рушился вокруг Регины. Трусость скидывала позорную одежку, превращаясь в здравомыслие. Отвага подозрительно напоминала идиотизм. А мечты о том, как сама Регина, победив блокаду кси-контроллера, скрутила бы мозги террористов в бараний рог – и потом давала бы интервью репортерам, восхищенным подвигом смелой супердевочки…
Я – дура, вздохнула дочь капитана ван Фрассена.
Ох и дура же я!
…дверь открылась не по расписанию. Первым вошел свистун, следом – плечистый коротышка. За ними на пороге маячил незнакомый брамайн в зеленом комбинезоне врача. В руке он держал старомодный саквояж.
– Что с девочкой? – врач кивком указал на Линду.
Раскрыв саквояж, он достал медсканер.
VII
– Что это? – спросил врач.
Рауль в смятении отступил: