Дитя понедельника
Шрифт:
Или она уже кружится?
Марк оказал мне доверие, оценил, и я не должна его подвести. Я не должна выказывать глупые, не имеющие никакого отношения к профессии чувства вроде обожании и ревности.
Господи, я сказала «ревности»? Да-да, я именно ревную Марка, когда он чуть приобнимает Триш или улыбается Мишель. Черт, да его, наверное, каждый день осаждают сотни красивых женщин!
Кстати, я так и не спросила его насчет подружки — для Шарон. Хотя как я могла спросить об этом? В лоб? Да и наверняка у него есть девушка… Вот счастливица! Какая-нибудь хорошенькая молодая девчонка вроде Лили, только умная и интересная. Как Шарон могла сказать, что Марк некрасив? Должно быть, она сошла с ума! Или она относится к тому типу женщин, которых привлекают смазливые мальчишки?
Суон красив. Настоящее животное, как и сказала Шарон, только сильное, благородное и очень, очень красивое…
Стоп, о чем я думаю?! У меня же есть Чарлз, лучший из тех, кто мог обратить на меня внимание.
Мне приходится напомнить себе о цветах, присланных Чарлзом, но воспоминание о его букете сейчас кажется поблекшим и выдохшимся.
Я спускаюсь в метро, заполненное раздраженными, усталыми людьми. Шесть часов, час пик. Слава Богу, я всего в двух шагах от дома. Времени вполне хватит, чтобы вымыть и высушить волосы, а также слегка подкраситься. Сегодня мне хочется выглядеть лучше, чем обычно. Ради Чарлза.
Пусть мне ни за что не стать хорошенькой, но выглядеть лучше, чем обычно, думаю, мне по силам.
— Входи же! — радостно восклицает Чарлз, распахивая входную дверь. — Я так тебе рад!
Он улыбается во весь рот. Я, честно говоря, рассчитывала услышать комплимент по поводу своего вида, но Чарлз игнорирует мою внешность.
Это даже обидно: я не просто высушила — я уложила волосы с муссом, Джанет слегка подправила мой макияж (глаза вышли больше и ярче, что отвлекает внимание от носа). Правда, платье я надела то же самое, в каком была на ужине у Ванны, когда мы с Чарлзом познакомились. Джанет высказалась о нем довольно резко:
— В нем у тебя здоровенная задница, хотя это и не соответствует действительности. А еще оно обтягивает твой живот. И грудь сплющивает. Да и ноги закрывает, что вообще ужасно.
— Почему?
— Ты должна показывать свои ноги. Они у тебя приличные. — Лицо Джанет, когда она это говорила, было очень серьезным. — А еще в этом платье у тебя нет талии.
— У меня и без платья талии нет.
— Так ее можно создать даже из ничего. — Джанет осуждающе покачала головой.
— Ты что, Господь Бог, чтобы создавать? — поинтересовалась я насмешливо. — Слушай, это мое тело. Самое лучше, что я могу сделать, — это носить что-то консервативное, раз уж природа наделила меня такой фигурой.
— Консервативное! Скажи лучше: неброское.
— Классическое!
— Скучное!
— Нейтральное, — настаивала я.
— Мерзкое, — назвала вещи своими именами Джанет. — Анна, я собаку съела на моде, ты же знаешь. Ты зря себя уродуешь. В пятницу мы поедем по магазинам и купим тебе несколько новых шмоток. На вечеринке у Чарлза ты будешь выглядеть лучше, чем сейчас.
— Едва ли я могу выглядеть лучше.
— Ты будешь красавицей.
— Скорее, чудовищем!
— В таком платье — точно! — едко заметила Джанет. — Послушай, доверься мне. Я превращу тебя в королеву.
— Это невозможно.
— Просто скажи «да». — Джанет умоляюще сложила руки. Бросив взгляд на часы, я поняла, что пора выходить.
— Ладно, у меня нет времени на споры. За шмотками так за шмотками. Подай мне туфли, пожалуйста.
Джанет наклонилась за моими лодочками.
— Они такие дурацкие, — не преминула заметить она, — что меня сейчас вывернет. Правда, для такого мерзкого платья они подходят.
Воодушевленная таким комментарием, я отправилась на Итон-сквер. Я даже решила взять такси, заплатив целых двенадцать фунтов. В такой день грех ехать на свидание в подземке. Тем более что мне увеличили оклад. Тридцать тысяч — это вам не шутки!
Когда я оказалась возле нужного мне дома, я немного растерялась. Никаких швейцаров, никаких кожаных диванов и кадок с цветами в вестибюле — ничего из этих щегольских штучек большого Лондона. Квартира Чарлза располагалась в старом здании с элегантным фасадом и страшными старинными лифтами — теми, в которые входишь и закрываешь за собой дверь (я всегда боялась этих клеток). По мне, каждый камень подобных зданий гораздо больше говорит о богатстве, чем все эти современные дисплеи и бессмысленные скульптуры. И не просто о богатстве. Об огромном богатстве. О таких деньгах не нужно кричать на весь свет, поражая диковинной отделкой и причудливыми декорациями. Их видно невооруженным глазом.
Теперь я понимаю, почему за Чарлзом бегают охотницы за приданым. Многие мужчины его положения сталкиваются с подобными проблемами. Правда, большинство из них выбирают девицу попривлекательнее и тащат в постель, чтобы лет через пять сменить на другую, помоложе.
— Это и есть твой дом? — спрашиваю я Чарлза, входя.
— Да. — Он оглядывается. В глазах его смесь смущения и гордости.
Помещение выглядит значительно лучше, чем я могла себе представить. На обоях из красной парчи гравюры, изображающие сцены охоты, кое-где картины, написанные маслом (не слишком много — в самый раз), на полках статуэтки, не кичливые и словно поставленные случайно, а не ради декоративного эффекта). У дальней стены настоящий камин с горкой золы и кочергой. На каминной полке несколько карточек с приглашениями. Огромный шкаф с книгами, довольно потрепанными. Циновки из сизаля на полу, в центре комнаты персидский ковер с невероятно густым ворсом. Два кожаных кресла цвета бургундского, журнальный столик с витыми ножками. Единственная дань современности — огромный плоский телевизор на стене и ультратонкий ноутбук на рабочем столе, заваленном бумагами и папками. Судя по всему, именно здесь и создавал Чарлз свою книгу.
— Прости, здесь немного не прибрано, — оправдывается Чарлз. — Но домработница придет только завтра.
— Ты бы мою комнату видел, — говорю я. На самом деле моя комната — образец порядка. Во-первых, она слишком маленькая для того, чтобы ее захламить. Во-вторых, если я не буду следить за порядком в своих бумагах, то скоро не смогу найти ни одного нужного сценария. А это было бы катастрофой!
Я борюсь с внезапным чувством неприязни, возникшим у меня, когда Чарлз упомянул домработницу. Мои чувства либерала и социалиста требуют осудить его за эксплуатацию чужого труда.
Вот ерунда-то! Да если бы у меня была такая квартира, где только гостиная занимает столь огромную площадь, я сама наняла бы домработницу!
— Значит, здесь ты работаешь? — спрашиваю я и тотчас раскаиваюсь в выборе темы.
— Да, тут я писал свою книгу. — Чарлз с надеждой смотрит на меня. — Что-нибудь скажешь о ней?
— Я… все еще читаю. Меня отвлекает основная работа, чтение «Мамаши невесты» и прочее. Твоя книга намного сложнее и глубже моих обычных материалов, на нее нужно время. — Насчет времени я ничуть не вру — мне потребовалось полдня, чтобы осилить первые две главы.