Дитя понедельника
Шрифт:
— Так, предлагаю устроиться за столом и начать есть. Мне не терпится попробовать икру.
Чарлз безропотно предлагает мне руку, затем отодвигает стул и задвигает его за мной. Я принимаю эти ухаживания с величием королевы (по крайней мере так мне кажется), словно каждый день бываю на приемах и балах. Чарлз садится рядом, готовый мне услужить. Неужели именно так живут красивые женщины? Такого отношения ждет Лили, встречаясь с парнем? А всем, кто не умеет красиво ухаживать, можно запросто давать от ворот поворот?
До
Знаете, а это чертовски льстит! Этакая власть над другим человеком, только мне хочется использовать эту власть во благо: к примеру, вести себя так, чтобы не обидеть и не задеть — мало кто был столь великодушен со мной. Я могу делать Чарлзу комплименты и хвалить его вкус, принимать его ухаживания — делать все то, чего я ждала от своих парней (их всего-то было двое), но так и не дождалась.
— Даже не верится, что ты никогда не пробовала икры. — Чарлз зачерпывает серебряной ложечкой горстку мелких черных крупинок и протягивает мне. — На икру можно выжать дольку лимона или смешать ее с яичным желтком и положить на белок. Но мне кажется, для начала надо просто съесть ложечку, чтобы оценить чистый вкус. Вдруг тебе не понравится.
Я осторожно снимаю икринки губами с ложки. Не могу сказать, что деликатес приводит меня в дикий восторг, но все-таки довольно вкусно. Я ощущаю легкое похрустывание во рту.
— У тебя такой вид, словно ты подбираешь слова для рецензии. — Чарлз смеется. — Не забивай себе этим голову. Шампанского? — Он вынимает запотевшую бутыль из ведерка.
— Эх, была не была! — Я смеюсь в ответ. — Наливай! После этой фразы все немножко меняется. Я вижу, как расслабляется Чарлз, да и сама я совершенно перестаю смущаться.
Ужин удается на славу. Уже и не помню, когда я так приятно проводила вечер. Все, что заказал Чарлз, очень вкусно и сытно. Поначалу я откусывала от всего по чуть-чуть, постоянно напоминая себе, сколько стоят все эти угощения, но потом освоилась.
Чарлз пытается вести светскую беседу, но это выходит у него немного неловко. Я постоянно бросаюсь ему на выручку, и он благодарно мне улыбается. У меня на душе легко и весело. Больше всего Чарлз говорит о Руперте и Ванне, потому что я их знаю (в этом тоже проявляется его предупредительность), задает вопросы о моей работе, о сценариях и о Китти. Потом разговор переходит на Эли Рота и Марка Суона. То ли Чарлз в самом деле интересуется моей жизнью, то ли он просто хорошо притворяется.
В
— Значит, ты просто всучила ему сценарий? — Чарлз изумленно качает головой. — У тебя дар располагать к себе людей. И ты очень решительная.
— На самом деле все произошло случайно. А я лишь воспользовалась моментом, — смущенно объясняю я.
— Нет, дело не только в моменте. Ты очень смелая. Думаю, твоя начальница завидует твоей предприимчивости. — Чарлз поднимает бокал. — За тебя, дорогая!
Я чокаюсь с ним шампанским, вспыхивая от удовольствия. Ловлю себя на том, что очень глупо улыбаюсь и постоянно киваю.
— Ты подарил мне удивительный вечер, — говорю я.
— Но ведь он еще не кончился, — пугается Чарлз. — Сделать тебе коктейль?
— Спасибо, не нужно. — Я отодвигаю от себя фарфоровое блюдечко с муссом и промокаю губы салфеткой. — Я и так выпила достаточно, а завтра меня ждет работа. Представляешь, как взбесится Суон, если я опять опоздаю?
— Выпей хотя бы кофе, — умоляюще просит Чарлз.
— С удовольствием. Кофе — это здорово.
— У меня есть к нему пирожные, помнишь?
— О! — Наверное, мне нужно отказаться, но пирожные — моя слабость.
Интересно, почему Чарлз заказал так много блюд? Причем большинство из них — достаточно тяжелая пища. Ведь на ужине у Ванны он говорил, что важно следить за собой и что дисциплина — прежде всего. И еще сделал мне замечание по поводу лишнего веса. А сейчас он предлагает мне все новые и новые сладости, от которых прибавляются килограммы. Что происходит?
Может, все дело в том, что он стал относиться ко мне иначе? Просто принял такой, какая я есть? Что-то тут не так, что-то не вписывается в общую картину.
— Знаешь, я, пожалуй, просто выпью кофе, дорогой, — говорю после раздумья. — Без пирожных.
— Попробуй хотя бы одно. — Чарлз ставит передо мной поднос, украшенный потрясающими, ужасно аппетитными пирожными: шанежками со взбитыми сливками, воздушными бисквитами с фруктами, заварными эклерами, облитыми шоколадом, крохотными безе с орешками и травками, вафельками с начинкой из нуга…
— Я пытаюсь следить за фигурой, — твердо говорю я. Чарлз выглядит удивленным.
— Да? А какой в этом смысл?
Звучит так, словно мне не стоит и пытаться. Не слишком приятно.
— Что ты имеешь в виду?
— Но ведь ты не такая уж и полная, чтобы истязать себя. Почему бы не оставить все, как есть?
— Ведь ты же сам говорил о самодисциплине, — напоминаю ему.
— Так вот в чем дело! Я говорил это только для Присциллы. — Чарлз смеется. — А ты — Анна, и я не хочу, чтобы в тебе что-то менялось. Это совершенно лишнее.
Вот это уже похоже на комплимент, хотя почему-то мне становится обидно. Неужели если бы я стала выглядеть лучше, Чарлзу это было бы все равно?