Дитя порока
Шрифт:
— Почему вы напуганы?
Когда я произнес это, мужчина сел ровнее и сосредоточился на мне.
— Я не напуган.
— Вы лжете... вам стоит это признать.
Весь налет веселого священника сошел с него, как с гуся вода, когда мужчина заговорил снова:
— Узнав, кто твои родители, я понял, почему ты такой невоспитанный и напыщенный в столь юном возрасте.
Причини ему боль!
Мне хотелось, но вместо этого я продолжил разговор.
— А кто, по-вашему, мои родители? Уверен...
— Это не по-моему. Я говорю о том, кто они на самом
— И что? — спросил я.
— И что? И что?
Я кивнул.
— Моисей был убийцей. Король Давид — убийца. На самом деле почти все в Библии убийцы... за исключением Иисуса. Но так как он является частью Господа, то разве это не делает и его убийцей? Потому что Бог тоже говорил людям убивать других людей и...
Его голос стал громче.
— Ты перекручиваешь слова Господа.
— Нет, не перекручиваю. Я уверен.
— Ты... — Он глубоко вдохнул. — В Библии, мальчик, Бог ищет справедливости, праведности для целого мира, в котором есть плохие люди, желающие ранить других людей, так как в то время не было тюрем. Не было способа прекратить деяния и обман плохих людей. Церковь учит нас, что каждая жизнь бесценна, и в современном мире существуют тюрьмы. Так что убийство — это грех.
— А что на счет армии?
— Армия служит общему благополучию страны и одобрена церковью только тогда, когда это крайне необходимо.
Вот все взрослые такие же тупые?
— То есть, в таком случае, убийцей быть нормально. Нужно всего лишь разрешение. А вы даете разрешение, только когда оно необходимо. Так вот, мои родители делают что-то, только если это необходимо...
— Ничего из сделанного твоими родителями, мальчик...
— Прекратите меня перебивать! — отрезал я и взглянул на него, встав на ноги. — Прекратите называть меня «мальчиком». Я же сказал вам, что меня зовут Итан Антонио Джованни Каллахан. Я не перебил вас ни разу. Позволил высказать вашу точку зрения. А вы ведете себя грубо. Я сказал вам, что они — мои родители, но вы все еще хотите плохо отзываться о них передо мной. Может, сплетни не считаются грехом, а стоило бы, и вам следует в этом исповедоваться. Мои родители делают только то, в чем есть необходимость. Люди нападают на нас все время, и мы защищаем себя, наши семьи и наших людей. Если бы мои родители не были убийцами... если бы я не был убийцей. Мы бы уже были мертвы!
Священник ахнул.
— Что ты только что сказал?
Я не ответил. Чем дольше смотрел на него, тем злее становился.
— Ты кого-то убил?
— Да, но я не прошу о прощении.
Опять же, он повторно издал раздражительный звук.
— Что они с тобой сделали? Сколько же тебе лет, раз они уже превратили тебя в монстра?
— Благодарение Богу, — произнес я последнюю фразу из исповедальной карточки, о которой священник говорил ранее, и это означало, что мы закончили. Открыв двери, я несколько раз моргнул, приспосабливаясь к более яркому свету.
— Итан, чего так долго? — Дона выскочила прямо передо мной. Ее темно-каштановые волосы сильно кучерявились, и от того сестра выглядела смешно, но ей это все равно нравилось. Она усмехалась так, будто знала что-то неизвестное мне. Хотя улыбка Донны всегда вызывала у меня ответную.
Но
Схватив сестру за руку, я потянул ее обратно.
— Не ходи к нему.
Она внимательно и долго смотрела на меня, а затем кивнула и отступила, становясь рядом.
— Все другие заняты. Папа, мама и Уайатт в исповедальнях.
Я окинул взглядом собор и ряды деревянных лавок с людьми родителей. Двое стояли и разговаривали прямо у Донны за спиной, а еще несколько человек двигались через толпу поближе к кабинкам, где, должно быть, находились папа, мама и Уайатт.
— Просто подожди другую.
— Ладно, — согласилась она, садясь на одну из лавок, отчего юбка ее платья слегка раздулась.
Как только я сел рядом с ней, чтобы подождать, в исповедальню направился мужчина, но придурок в обличии Санты вышел из своей кабинки. Он не взглянул на меня. Хотя, думаю, священник не мог бы меня увидеть за всеми этими людьми. Санта-придурок извинился перед парнем, который следующим хотел исповедаться, а затем стал уходить. Почему-то, я не мог отвести взгляд. Во мне зародилось какое-то чувство, название которому я не знал.
— Куда ты?
Я не осознавал, что встал и двигаюсь, пока сестра не произнесла это.
— В уборную, — солгал я и начал движение через толпу.
— Итан! — позвал меня один из охранников отца.
— Уборная! — Я поднял телефон, чтобы он увидел. Знал, что парень все равно последует за мной, но мне было плевать. Я ведь не делал ничего плохого. К тому же, все эти люди усложнили задачу по моей поимке.
Когда я вышел из главной капеллы, взглянул по сторонам, но толстяк исчез. Я пошел направо, потому что... ну, а зачем бы ему идти в церковный магазин? Чем дальше я шел по коридору, тем темнее становилось, а из-за голубых витражей казалось, словно небо вот-вот разразится грозой. Я шел и шел, пока не достиг коридора с табличкой «Только для священников». Проигнорировав ее, я пошел дальше. Большинство дверей были закрыты, но одна оказалась слегка приоткрыта. Так что я услышал его голос.
— Что значит, звук не работал?
Наклонив голову и глядя через щелку, я увидел толстяка возле окна, пока он пытался там что-то высмотреть, крепко сжимая в руке телефон.
— Ладно. Ладно. Неважно. Мальчик признал это. Я слышал, как парень произнес собственным ртом, что сам он и его родители являются убийцами.
Что?
Только в этот момент я заметил на его столе провода.
Все складывалось.
Он — новенький.
Новенький и пришел в эту церковь, церковь моих родителей, притом, ненавидит их.
— Так ты говоришь, что даже если я дам показания, этого будет недостаточно? А что ты хочешь, чтобы я сделал? Поймал их с поличным? — заорал он так громко, что, подозреваю, не расслышал, как я вошел.
Но опять же, здесь было тише, чем я посчитал.
— Послушай, сделка состояла... Нет, это ты послушай меня! Сделка состояла в том, что я делаю это, и никто не узнает об Огайо. Я не буду... гм... ах!
Гм... ах! — Последние звуки он издал, когда мой нож вошел в его спину.
Бам.