Дитя Ветра
Шрифт:
Небеса благовеяли в склонении надъ избранником. Смотришь – и сознаёшься, и бросаешься в объятия; такие, существуютъ в природе, живутъ в мире, встречаются в жизни, – им столь тяжко сколь и легко, столь нежно сколь и грубо, столь роскошно сколь и любовно сколь и самозавбенно: пьют вино, ласкаютъ возлюбленных, нежатся в воспоминаниях и созерцают до полудня новолунного; не отличие – несравненность: “Человек без Времени” – доминации отказавшей: сравнивать не с чемъ. Существуют: живут в Мире Абсолютов: Музыка – для Орудий Искусства, Чувство – из флакона, образ – молодость да младость, погода – Осень в расцвете, – Любовь – вопреки смерти; Музыка слышится иначе чем звучит, – с того и казусы, и чудеса, и волшебства, и Инакости Меркурия, и Озёрные Блики, и при-и-косновеня – до дрожи, и встреча
The Ghost of Autumn has put its hands onto my shoulders. I saw traces of cold future anywhere i could find some light, but felt: The Autumn Ghost has a gift for someone finding its traces and preparing to fight for get any light and tribute it. The Chain of Searching-Finding makes forget breathing of Ghost right beside skin of the-searcher-one, how it could happen with no one of us – never preparing to lie to feelings to cry; time flows, ends.
~ ~ ~
Вели об руку одна иную, иная инакую, статная скрытную, всевестная всебезызвестную. Лица сочли всеизъволенность юности в атласах и шелках поверх плоти, консерватизм Академизма в длине изяществе и продолжительности пальцев полусогнутых – смысмыкающихся-разразмыкающихъся плавно и поочерёдно, баловство Сфер в идеалитете – в единении Разума с Душой да Сердцем, невыспанность в глазах блеском тухнущим – божественным несмываемым/неиспоренимым – и всевыспанность в медальонах-пандушках под острогом взгляда, истоком тяготения и недосказанностью. Юна оступилась и не пала благодаря сосплетению с волосами Лори – отросшими за год и день, обратилась вспять падению – и что-то произошло: воззрилась на скамью парковую что сочла родность и едвазнакомость, – примечлась тем что не несла воспоминаний, в волшебном городе где каждая скамья обладает дюжиной историй чудесных поистине, – и взмыла в сон, явление, воспоминание, – что всеугодное властить над Жизнью, слагать воспоминания и оказываться миром всепамятным, любимым и запамятованным.
Юна – «Здравствуй» – Другу.
Лори – «Ты о ком» – не теплей мороженого в рожке у девушки прохожей.
Юна – «Смеешь непомнить с кем разделила Ночь?!» – возмущена.
Лори – «То-то не выспалась» – потянулась: одни хрустят грушей, другие – сухариками, третьи – позвонками.
Юна – «Прогрезили…» – призадумалась – «О Котобог!» – и ужаснулась – «Год и ночь?» – озадачена.
Лори – «Другие спят всю жизнь» – зевнула – «С пробуждением преуспели» – потянулась – «Куда бы деть себя» – пустила руку во власосплетение.
Юна – «Идём же!» – двинулась к неизвестности воспоминания, пока не поздно, пока помнишь.
Лори – «Ай» – последовала за глупенькой.
Юна – «Невозможно!» – помнит голос бездыханного.
Лори – «Нераспустимо!» – вынула руку, не без усилия.
Юна склонилась над фигурой брюнета стройного, чьи кудри – не без серебра в воспоминании – ниспадали до лопаток и ниже, – кому могло быть двадцать три, могло и девятнадцать. Серебро составляло плоть. Памятник.
Тучки сочувствовали и собирались на мистерию, бухчали и определялись в очерёдности. Тропический Ливень вышел изъ литургии благовонной и созвал мистерию. Время уходит.
Дотронулась лица Его, провела по щеке до виска, по кудрям к плечам и до ключиц, взяла из кармашка каплю застывшую из Реки Времени и докоснулась камушком ладони. Пусть знать истинный человеческий облик неоткуда, общение выше первичного – невозможное – ранит, когда Ветерок расплетает локоны склонившейся над эпитафией Смерти, Времени и, Любви.
…^:^…
Божеству Ожидания.
Солнце взошло в созвездие Скорпиона и удалилось от Луны, покинутой, покинувшей, в сумрак Вечности. Прохлада сблизила Детей Венеры, Художников Жизни, изобретателей новообещаний и расставшихся в жизнях прошлых – зарекшихся новообрестись в следующей. Ей случалось быть с двоими подъ одной Луной, Ему – испекаться в нетерпении Солнца, ожидать и ожидать и ожидать и дожидаться встречи из сотен назначенных; осмеивала и обласкивала, не могла оставить иль дозволить оттолкнуть.
Существа Человеческие слепы до недоспелости, недопустимостей – и платы, несознанны – и невзаимны. Любовь поразительна: нематерия самообретения: цветок неизвестной породы Lawsonia Inermis, время несуществующее года несуществующего данности несущественной, – вещественное несущественно исполнению, снег фруктовый. Различие вилось меж воспринятой и явной: вторая истребляла Лучшую.
Любовь отделила образ отъ плоти и благосклонила к недосказанности: плоть скатывалась в преисподнюю а образ сокрушалась в бессилиии, взмывала по колее страдания. Случается, возлюбишь – то возникнет вопреки противящимся разуму и плоти. Разрознение искоренило ту из памяти – но не обращения и, Ветер возникла: в температуре воздуха, въ осязании, во снах – чувством что всегда впервые, и воплотилась: встретились – и разминулись: напоследок; мемориал на скамье сколько помнимъ, не знаем возведшего, – делимся слухом, персоны съ чутким ухом: каждый принимает по-своему, одни утверждают будто встречали юношу живым, третьи находят в руках любвеписца послания-истории и, стоит переписать те, обретают Любовь Любви.
…и прахом станется то, чего коснёшься: любимые потерпят, ради чего Ты жил. Огонь Воодушевления обязательно вернётся – насторожишься и утратишь в силах…
Вспышка. Ветер сплетал волосы странникам просторов дня – и искоренял покинувших изъ памяти – не чувств. Разум находит запретные из дверей реалий, чувство же – отпирает.
Альби прогуливалась по Роще Лунной – с зонтом – пряди кололи хладом стали – и застала любопытное: монумент девушке – изъ золота – и юноше – из серебра: юноша в объятьи. Камушек в ладони – фиолетовый (любимое фиолетово); Дождь избегал божеств мистерии. Альби призадумалась.
Ни воспоминания – «Странно» – и вложила зонт в одну изъ ладоней, – «Принято», – вековенчание – и взяла манускрипт из рук Поэта.
~
II – fin – II
Дождь
Иренъ, лицо тысячи картин, Душа Любви в воплощении Абсолюта, скользни встреча инако, шепни Ветерок нам наискосок: «Останьтесь» – просочись мы в Вечер, остались бы. Разминулись пустотами вселенскими. Что – если иначе?
Погода отыгрывала Каприс Осень. Образ вился позади взгляда – единый на годы – и развеивался о неумение живописца к рисунку, но слову:
«Блик сквозил заполуденный кудри тонов Lawsonia Inermis, Ветерок ошёптывал Заветом Космического Леса, а некто фотопечатлел: Иренъ расположилась: собрала ножку левую четвёркой по мотивам песочным, другую ведёт по песку сырому, локоток на ножке, ладонь ласкает лицо: грустит, по обратную сторону горизонта къ Ожидающему: во хладу тени минувшей близ полутона пляжа с Рекой Времени, опирается о ножку левую и всматривается в монументт Времени: золото ‘сейчас’ мечется по треугольнику циферблатов: каждый опережал последующий и уступал предыдущему на ‘так’; пыль сбивалась с сильных долей, приводила в замешательство и обращалась эскизом мыслящего о наблюдателе (загадай божество мира Абсолюта: Твоего) – «Хочешь секрет? В греческом, вижу суть являюсь» – встречаетъ очерк Вечера и дня, – на двоихъ»»