Дитя Всех святых. Цикламор
Шрифт:
«Сиром де Валуа» англичане и французы из их лагеря величали Карла VII, по названию родового владения, вотчины предков короля Франции.
Берзениус поклонился с угодливой улыбкой:
– Я сумею показать себя достойным вашего доверия, монсеньор.
– Передаю в ваше распоряжение особняк Порк-Эпик. Место спокойное и близко к дворцу. Не теряйте времени, мэтр Берзениус…
Церковник удалился, отвесив последний почтительный поклон, и покинул комнату во дворце Сент-Поль, где Бедфорд назначил ему аудиенцию.
Особняк Порк-Эпик, великолепное, совсем новое здание, действительно располагался по соседству, на пересечении улиц Порт-Бодеер и Арше-Сен-Поль. Теперь у него появился свой дом в Париже! Он сподобился доверия регента и скоро станет новым начальником Интеллидженс сервис!
Берзениуса охватила несказанная радость, но, пока он хромал по коридорам дворца, она окрасилась злобой и не замедлила превратиться в ненависть…
«Все полномочия», сказал Бедфорд. Уж Берзениус-то сумеет ими воспользоваться! Грандиозная машина Интеллидженс сервис в его полном распоряжении. С ее помощью он, естественно, раздавит заговор. А также сведет и кое-какие собственные счеты.
Сразу же подошлет убийцу, чтобы истребить Анна де Вивре. Но нельзя убивать его абы как! Надо придумать для этого негодяя что-нибудь поизощреннее, чтобы сторицей отплатить за стрелу в Питивье…
Поглощенный своими мыслями, Берзениус чуть не наткнулся на какого-то рыцаря, направлявшегося к регенту. Церковник поднял глаза и узнал Адама де Сомбренома. Естественно, эти двое терпеть не могли друг друга. Однако в силу обстоятельств оба пребывали в эйфории.
Берзениус любезно осклабился:
– День добрый, сир Адам! Говорят, вы блестяще проявили себя во время осады…
Адам благосклонно согласился с похвалой.
– Благодарю, мэтр Берзениус. Главное – мне повезло убить моего личного врага, Анна де Вивре.
– Анна де Вивре? Вы уверены?
– Уверен, насколько это возможно. Я был достаточно близко, чтобы рассмотреть его герб.
– При нем был герб Вивре? Вы меня удивляете!
– Не вижу ничего удивительного…
Иоганнес Берзениус ничего не ответил и продолжил свой путь, оставив Адама в полном недоумении. Но он сам был более чем озабочен. Что бы это значило? Выходит, прадед не лишил Анна наследства? Неужели это был только слух, который он сам же и распустил? Или же молодой человек, не посчитавшись с волей Франсуа, все-таки присвоил его герб?.. Все это заслуживало дальнейшего прояснения.
Прибыв в особняк Порк-Эпик, Берзениус непременно призовет шпиона, чтобы окончательно вывести дело Вивре на чистую воду.
Вывеска харчевни «Старая наука» на Скобяной улице, напротив кладбища Невинно Убиенных Младенцев, представляла собой ребус, известный всему Парижу. Над дверью висела укрепленная на железном штыре картина, изображавшая старуху с пилой и корзиной в руках. Все вместе и означало: «Старая наука», поскольку scie (пила) и anse (ручка корзины) читались как science (наука).
Порог харчевни переступил мужчина лет сорока. Длинное темное одеяние и тонзура на голове указывали на его духовный сан, но в остальном облик вошедшего был весьма далек от суровых идеалов аскетизма. Священник обладал несомненной мужской привлекательностью: энергичное лицо, густые волосы, добрая улыбка, которая кое-кого тайно сводила с ума… Сидуан Флорантен, священник прихода Сен-Совер, был из тех, что вызывают досаду у женщин: и как такой мужчина осмелился предпочесть духовный сан прелестям противоположного пола?
Сидуан Флорантен прекрасно знал, что нравится дамам, но его это никогда не заботило. А сейчас – меньше, чем когда-либо: он был одним из руководителей готовящегося мятежа против англичан, а «Старая наука» служила заговорщикам штабом.
Священник пересек главный зал и направился к столу, расположенному у самого камина, где на длинных вертелах жарились десятки птиц. В этом углу царила адская жара, что обычно, если не было большого наплыва гостей, отгоняло прочих посетителей. Там можно было говорить без помехи.
Три человека поджидали сен-соверского кюре. Первый, Корнелиус из Лейда, блондинчик двадцати пяти лет, был студентом; он изучал свободные искусства и вербовал сторонников в Университете. Роль ему досталась трудная и опасная, поскольку университетские круги были по преимуществу проанглийскими. Второй, Жак Першьель, высокий, очень худой брюнет, занимался делом еще более опасным: будучи солдатом, старался найти сообщников в парижском гарнизоне. Наконец, третий, Жансьен Пиду, краснолицый жизнерадостный толстяк, был не кто иной, как сам хозяин «Старой науки».
Сидуан Флорантен уселся среди них. Собственно, священник не являлся главой заговора: их общий вожак, монах-кармелит Пьер Далле, был избран на эту роль другими кармелитами. Пьер Далле поддерживал особенно тесные отношения с шотландцами, яростными врагами англичан. Небольшой их отряд под видом торговцев уже готовился войти в Париж. Под началом у Пьера Далле состояли также видные горожане столицы: Жан Савен, прокурор Шатле, Жан де ла Шапель, аудитор Счетной палаты.
Заговор Пьера Далле пока еще только зрел, и тайные мятежники даже не подозревали, что Интеллидженс сервис уже взяла их под наблюдение. Сейчас они ставили перед собой только одну задачу, которую полагали наиболее срочной: раздобыть деньги. Средств жестоко не хватало. Ибо вербовать сторонников было недостаточно; требовалось также покупать их.
Об этом и совещался Сидуан Флорантен со своими сообщниками, потея, как и они, рядом с насаженной на вертела птицей. Студент и солдат, оба принадлежавшие к кругам безденежным, ничего предложить не могли. Жансьен Пиду не щадил сил, чтобы устроить сбор пожертвований среди надежных кабатчиков, но и он заметил с пессимистической гримасой:
– Беда в том, что те, у кого есть денежки, – на стороне англичан!
Выслушав всех, Сидуан Флорантен призвал не терять надежды и довериться провидению, а потом расстался с товарищами и направился в свой приход. Им нельзя было подолгу оставаться вместе. Они знали, что Париж кишит английскими шпионами…