Дитя Всех святых. Цикламор
Шрифт:
За ужином Колине пытался оправиться от пережитого волнения. Что скрывать – сир де Сомбреном внушал ему страх. Причем пугали мальчугана даже не столько его облик или сила, с которой тот орудовал своей булавой; ему никак не удавалось забыть пронзительный взгляд сеньора.
Время от времени мальчик исподтишка наблюдал за ним. Поведение господина удивляло Колине не меньше, чем его внешность: он один из присутствующих ничего не ел, лишь выпил немного воды. Как это возможно после таких упражнений? И к тому же в такой день, как сегодня, в праздник Всех святых! Все происходящее с самого начала было чрезвычайно странным. Где они находятся? Что это за лес? Что произойдет завтра и потом? На душе у Колине было неспокойно…
Но страхи оказались слабее голода. Тут подавали мясо, которым Колине мог наесться вволю. Он не ел мяса уже не одну неделю и никогда за всю свою жизнь даже не видел столько снеди! Да еще вино, сомбреномское вино, знаменитое во всей Бургундии, которое производили крестьяне его деревни, не имеющие права выпить хоть каплю собственной продукции! Колине пил с наслаждением, наливая снова и снова. Когда ужин закончился, ему дали одеяло, в которое он завернулся и сразу же заснул…
Проснулся он перед самым рассветом, точнее, был разбужен. Чей-то голос шептал его имя прямо в ухо. Мальчик приподнялся. Над ним склонился один из стражников, совсем юный, едва ли старше, чем он сам.
– Тебе надо бежать, Колине, иначе тебя отвезут в замок и убьют!
Подросток вытаращил черные глаза.
– Так эти слухи… правда?
– Да.
– Но почему?
– Это все сеньор… Он… в общем, ему нравятся мальчишки нашего возраста, а потом он их убивает. На, возьми и беги скорее!..
Молодой стражник протянул ему кинжал. Колине ошеломленно уставился на него.
– Ты что, не веришь?
Не отвечая, Колине стал озираться. Костер еще не совсем погас. В слабом свете тлеющих углей мальчик отчетливо видел, что вокруг них никого нет. Куда все подевались? Что это значит? Наверняка это сон. Нет другого объяснения. Он проснется в своей лачуге, рядом с матерью, братьями и сестрами!
– Верь мне, Колине, иначе ты погиб! Клянусь, я правду говорю!
– Но почему ты хочешь спасти меня?
– Я тоже деревенский, как и ты. Меня насильно сделали стражником. Не хочу больше смотреть, как гибнут мои товарищи. Держи!
Колине внезапно схватил протянутый ему кинжал и отчаянно бросился в лес, как бросаются в воду…
Какое-то время юный стражник оставался один. Затем появился верхом Полыхай со своими людьми и, наконец, сам сир де Сомбреном, снова облаченный в доспехи. Стражник поклонился ему.
– Ваше приказание исполнено, монсеньор.
– Хорошо. Все по местам. Молчать и ждать моего сигнала…
Они исчезли, а Адам, сир де Сомбреном, остался один на поляне, втягивая ноздрями студеный утренний воздух. Он улыбался… Сейчас состоится единственная охота, которая ему по нраву: охота на человека! Это не убийство, а настоящая охота, где у дичи есть шанс уцелеть – ведь ей давали возможность оторваться от преследователей, вручали кинжал… Хотя до сих пор Адам еще ни разу не упускал свою добычу.
Он сошел с коня и снял шлем… Перед охотой ему надо было исполнить кое-какой долг. Занимался День поминовения усопших и, хотя Адам не был ни крещеным, ни даже верующим, для него это тоже был День мертвых. Пришло время сосредоточиться, помянуть своих покойных – свою мать.
Адам опустился на одно колено и закрыл глаза… Он любил ее так, что и высказать нельзя. Маго-Пруссачка, Маго-Язычница, наперсница королевы Изабо Баварской, беззаветно преданная ей Маго, которая из всего французского двора остановила свой выбор на Франсуа де Вивре и родила от него троих детей.
Адам и его сестры росли в нищете, вдали от дворца. Он долго считал, что это отец их бросил, и лишь много лет спустя выяснилось, что все обстояло совсем наоборот. Но даже открывшаяся правда не помешала Адаму ненавидеть отца – так же пламенно, как он обожал мать.
Маго забрала детей, всех троих, и пустилась в бега. Она успела сделать из сына своего преемника и сообщила ему о его предназначении – служить Злу. А после умерла в жутких муках от ужасного «священного огня», заживо сгнив за одну ночь…
Адам отогнал нахлынувшие воспоминания и взглянул на бледнеющее небо.
– Слушай, мать, слушай нашу молитву: «Да извратит солнце свой извечный ход, да последует за осенью лето, а за весной – зима. Да превратятся люди в диких зверей. Да совокупится женщина с женщиной, а мужчина – с мужчиной, старик – с молодой, а юнец – со старухой. Да станут короли шутами, а шуты – королями. Да перевернется мир. Да выйдут из земли мертвецы и сойдут в землю живые!»
Он поднялся, сел на коня и надел свой шлем, открыв золоченое решетчатое забрало.
– Мать, приношу тебе в жертву этого юнца. Приношу его слезы и кровь, которые он прольет сегодня, приношу его отчаяние, которое уже охватило его и прекратится только со смертью. Да возрадуется твое сердце!
Адам схватил рог, притороченный к седлу, и протрубил сигнал. После короткой тишины из лесу со всех сторон отозвались другие рога. Этот зловещий глухой рев леденил кровь. Адам крикнул:
– Пошел, Самаэль!
И черный конь рванулся с места вскачь…
Углубляясь в лес, Адам почувствовал, как его охватывает дикое наслаждение. Он любил охоту на человека, потому что лишь это немного успокаивало его; муки, которым он подвергал свои невинные жертвы, позволяли ему на мгновение забыть собственную боль.
Хотя как забыть такое по-настоящему? Ведь рана по-прежнему оставалась в нем. Хуже того – он сам был этой раной! Со времени осады замка Вивре сир де Сомбреном больше не был мужчиной, сир де Сомбреном стал евнухом!..
Наперекор Лилит он решил расквитаться с отцом в его собственном логове. Наперекор Лилит пошел ночью на приступ. Атаку осажденные отбили, а сам он напоролся на один из шипов лабиринта, и пришлось оскопить его. С тех пор в сердце Адама жила только ненависть. В его жизни оставался лишь один смысл: отомстить этим Вивре, истребить всех потомков Франсуа, а если удастся, то и самого Франсуа.