Дитя Всех святых. Перстень с волком
Шрифт:
Предложения были составлены весьма хитро и расчетливо, ибо казались достаточно жесткими, чтобы выглядеть правдоподобно. Когда имеешь стотысячную армию, можно позволить себе говорить в полный голос. Суд над Солсбери и Карлайлом представлялся требованием весьма жестким, даже унизительным. Похоже, Дерби заговорил языком победителя, тем не менее, соблюдающего законность.
Нортумберленда и его людей попросили покинуть помещение, и пока они ожидали неподалеку, между королем и его советниками разгорелся оживленный спор. Граф Солсбери и епископ Карлайл, которые оказывались главными жертвами, разумеется,
Но король уговаривал их принять условия договора. Главное, что Дерби не выказывал притязаний на корону. Да, их будет судить парламент, но даже если парламент и приговорит их к смерти, король воспользуется правом суверена и помилует своих сторонников. В дальнейшем он избавится от новоявленного герцога Ланкастерского — при первой же возможности и любыми средствами.
Графа пригласили вернуться. Затем все присутствующие отправились в церковь Конуэя, где прослушали мессу, которую служил епископ Карлайл. По окончании церемонии епископ попросил графа Нортумберленда приблизиться к алтарю. Он открыл Евангелие и велел протянуть правую руку:
— Поклянитесь на этом Евангелии, что ваши действия не продиктованы изменой.
Набожный Нортумберленд возложил ладонь на священную книгу и посмотрел епископу прямо в глаза.
— Клянусь!
Это было еще не все. Карлайл направился к дароносице, вынул оттуда освященную облатку и попросил графа повторить ту же самую клятву, но теперь уже на просфоре. Нортумберленд поклялся вновь.
Окончательно убедившись в честных намерениях посланника, король согласился следовать за ним. Он покинул Конуэй в сопровождении эскорта в двадцать человек, среди которых были и Солсбери, и епископ Карлайл.
Но далеко им отъехать не удалось. Проезжая по лесу, они оказались в окружении всадников и лучников. Нортумберленд воскликнул:
— Во имя Иисуса, вы арестованы! Вы будете препровождены к графу Генриху, ибо я ему это обещал!
Когда Ричарда II стаскивали с лошади, он, осознав, жертвой какого предательства — последнего и самого страшного в его жизни — довелось ему стать, яростно прокричал:
— Во имя Иисуса, которого ты оскорбил своим клятвопреступлением, тебе суждено вечно гореть в геенне огненной!
Нортумберленд ничего ему не ответил, он отдавал приказания. Король даже не удостоился чести увидеть в тот день своего победителя: его сразу же препроводили в замок Таддлан, находившийся неподалеку, где Ричард и был заперт вместе с двадцатью своими подданными.
На следующий день, 19 августа, Ричард и его люди присутствовали на мессе, а затем по приглашению стражников отправились в гостиную, где для них был приготовлен обед. Король держался весьма достойно. Сотрапезникам он тихо повторял:
— Простите, друзья мои, вы страдаете из-за меня. Я являюсь причиной вашей гибели.
Узнав новость, Генрих Дерби с небольшим эскортом выехал из Честера. Когда он ворвался в комнату, где находился король со своими людьми, Луи был вместе с графом. После своего отъезда из Англии сиру де Вивре довелось увидеть короля впервые. Суверен всегда отличался бледностью, но теперь цвет его лица был настолько белым, что казался неестественным. Как будто Ричард уже не принадлежал этому миру.
Ричард II был лишен своими тюремщиками знаков королевской власти, но при виде того, как пленник вкушает убогий обед в окружении последних своих друзей, Луи не мог не вспомнить другого короля — Небесного. То, чему оказался он свидетелем, было Вечерей, а король представал Христом, готовящимся принять свои Страдания.
Граф Дерби заговорил суровым голосом:
— Государь, ваш народ утверждает, что вы дурно правили им в течение двадцати двух лет. Если это угодно Господу, я помогу вам править лучше, чем вы делали в прошлом!
Не вставая с кресла, Ричард опустил голову.
— Мой добрый кузен Ланкастер, коль скоро это угодно вам, это угодно и мне.
Тот, кто, по словам самого короля, уже не был графом Дерби, но герцогом Ланкастерским, приказал всем присутствующим спуститься вниз, во двор замка. Установилось молчание. Победители и побежденные в полной тишине смотрели друг на друга. Наконец Ланкастер хлопнул в ладоши.
— Приведите королевскую лошадь!
Во дворе появилось самое жалкое создание, какое только могло существовать на свете: старая больная кобыла, грязная и тощая, вся в струпьях и проплешинах, спотыкающаяся на каждом шагу.
— В седло, государь! Порадуйте эту старушку!
Как и было обещано Луи, герцог Ланкастерский объявил людям Ричарда, что они свободны, и со своим единственным пленником двинулся по направлению к Честеру.
Там к нему присоединилось войско, встретившее поверженного короля возгласами «виват». Затем Генрих Ланкастер отпустил солдат, потому что больше в них не было нужды. С ним остались лишь высокие титулованные особы, их оруженосцы и несколько десятков лучников.
И началось Страдание Ричарда II. Рядом с герцогом Ланкастерским, гарцевавшим на ретивом белом коне, король ковылял на своей кляче из города в город, как какой-нибудь ярмарочный уродец, становясь мишенью для насмешек народа и ежась от плевков. Злобное улюлюканье и свист перекрывались криком, вырывающимся, словно из единой глотки:
— Смерть Ричарду из Бордо!
Король держался достойно. Он смотрел прямо перед собой и, похоже, ничего не слышал. Луи все больше казалось, что он видит перед собой самого Христа. Да, это был Иисус, с терновым венцом на голове взбирающийся на свою Голгофу. Как и Господь, король был жертвой людской жестокости и несправедливости. Что он сделал, чем заслужил столько презрения и ненависти, за что подвергался оплеванию и позору? Ричард просто хотел, чтобы не проливалась больше кровь. Этот король полагал, что самое великое деяние, которое он сможет осуществить за время своего правления, называется «мир».
Крестный путь Ричарда II казался бесконечным. Ланкастер снова и снова заставлял его кружить по всей Англии, чтобы никто не оказался лишен столь занимательного зрелища. Последним этапом стал Лондон, куда кортеж прибыл в конце августа. Никогда еще народная истерия не достигала такого накала. Мужчины и женщины мечтали броситься на короля и разорвать его на клочки. Стражникам все время приходилось вмешиваться, чтобы спасти Ричарда от ненависти толпы. Наконец он был заключен в Тауэр, и герцог Ланкастерский объявил, что парламент соберется 30 сентября и только тогда состоится суд.