Дитя ярости
Шрифт:
– На самом деле неоднократно, – ответил Одо. И добавил после паузы: – Мне перечислить все эти случаи?
– Еще минутку, пожалуйста, Одо, – сказал Одрик со смехом в голосе.
Полог закрылся.
– Можно мне подойти к тебе? – спросил Одрик.
– Да, только… погоди. – Риэль удалось сильным рывком освободиться из плена коварной туники и она, наконец, натянула ее на себя, расправляя золотые ленты по вороту. – Да, все в порядке, я готова.
Из-за ширмы показался Одрик с ее кожаной курткой для скачек и шапочкой в руках.
– Неужели мы действительно собираемся ввязаться в эту опасную
– Неважно, что ты пытался увильнуть от этого уже с десяток раз. – Риэль выхватила шапочку из его рук. – Неважно, что ты до сих пор не нарушил ни единого правила в своей жизни.
– Зато какое многообещающее начало, даже слишком смелое для дебюта непослушания, ты согласна? – Он придвинулся ближе, чтобы помочь ей застегнуть пуговицу на спине. Его пальцы задели ей затылок. – Я имею в виду, что мог бы начать свой мятеж с чего-нибудь попроще. Опоздать утром ко двору, например, пропустить молитвы, переспать со служанкой…
Она расхохоталась, но ее смех прозвучал резче, чем ей бы хотелось.
– Ты? Переспать со служанкой? Да ты ничего не смыслишь в обращении с женщинами.
– Это ты так думаешь.
– Я не могу в это поверить.
– Неужели ты считаешь, что я настолько безнадежен?
– Для начала тебе придется хотя бы время от времени отрываться от своих книг.
– Леди Риэль, – сказал он, поддразнивая ее, – уж не собираетесь ли вы обучать меня искусству соблазнения?
Риэль замерла. В повисшей между ними невыносимой тишине она почувствовала, как напрягся Одрик, стоявший позади нее. Румянец начал медленно разливаться по ее щекам. Зачем она вообще позволила втянуть себя в разговор именно на эту щекотливую тему? Ведь она вообще ничего не знала об отношениях с мужчинами.
Ее отец позаботился об этом.
Однажды, когда ей было тринадцать лет, Риэль вернулась домой после того, как долго наблюдала за пятнадцатилетним Одриком, который упражнялся с мечом во дворе казармы. Она была невероятно возбуждена, и все ее чувства рвались наружу.
Ее отец с помощником нещадно гоняли принца в тот день. Магистр Гиллори сидела рядом и давала советы, когда полагала нужным. Будучи Великим Магистром Дома Света, эта свирепая старуха руководила обучением Одрика солнечной магии на протяжении многих лет. Она и отец Риэль помогали принцу овладеть его ошеломляющей силой и направить ее на простую работу с мечом.
Риэль неоднократно наблюдала за тренировками Одрика, но на этот раз все было совсем иначе. С того дня она никак не могла выбросить его из головы – его тонкую, сильную фигуру, залитую ярким дневным светом, ровные уверенные движения, сосредоточенно нахмуренные брови, стремительно рассекающий воздух меч, рассеивающий солнечные лучи по его золотистой, блестящей от пота коже. В тот вечер после ужина она принесла отцу его обычный напиток и была так погружена в свои волнующие воспоминания, что уронила чашку.
Ее отец приподнял в удивлении бровь.
– Ты сегодня сама не своя.
Она ничего не ответила, просто не зная, что сказать.
– Я заметил тебя сегодня во дворе, – мягко заметил отец. – В последнее время ты часто туда приходишь.
Риэль присела, собирая черепки, ее распущенные волосы скрыли вспыхнувшее лицо.
Отец наклонился и поднял ее на ноги, больно схватив за запястье.
– Я знаю, о ком ты думаешь, – сказал он, – и я запрещаю тебе это. Однажды ты можешь потерять контроль над своей силой и навредить ему. У него редкий дар, понимаешь? Он обладает самой большой силой, которая была у кого-либо из солнечных магов за последние столетия. Для нашего королевства важно, чтобы он стал хозяином своего дара, а не наоборот. И последнее, что нужно Одрику, это чтобы рядом с ним вертелся кто-то вроде тебя.
Глаза Риэль наполнились слезами.
– Вроде меня?
Ее отец отпустил ее руку.
– Убийцы, – бесстрастно пояснил он.
После того разговора лорд-командующий Дарденн запретил своей дочери присутствовать на тренировках Одрика.
И теперь, в свои восемнадцать, Риэль не знала, что такое поцелуи и внимание мужчин. Конечно, она представляла себе это, и довольно часто. Она знала, что красива – пусть и не в общепринятом смысле, но, по крайней мере, достаточно для того, чтобы на нее смотрели, и смотрели не отрывая глаз. «Яркая» – так часто говорила про нее Людивин, или еще «привлекательная».
Ее отец лишь однажды прокомментировал ее внешность:
– У тебя лицо обманщицы. Я вижу все козни мира в твоих глазах.
Тем не менее Риэль подчеркивала эту свою необычную красоту, как только могла, наряжаясь в самые диковинные наряды, которые была в состоянии придумать, – дерзкие, откровенные, сшитые из экзотических тканей, тех, что Людивин тайком заказывала для нее. В них она блистала при дворе, как павлин среди голубей. Каждый раз, когда она решалась показаться в таком наряде в обществе, она ловила на себе жаркие, откровенные взгляды мужчин и ощущала, как ее собственный тайный голод горячей, жадной волной поднимается внутри нее.
Но даже и тогда слова отца довлели над ней, сдерживая ее порывы, как строгий ошейник, и она подавляла все свои ненасытные инстинкты.
Кроме того, она не хотела никого из этих мужчин, по крайней мере не настолько, чтобы рисковать всем.
Поэтому она продолжала держаться отстраненно, а ее неудовлетворенность выливались в безумные сновидения, в которых она видела Одрика, иногда Людивин или Тала, но в основном Одрика. После таких ночей, когда Одрик из ее снов предавался с ней любовным ласкам, она просыпалась и обнаруживала, что зеркала в ее комнате потрескались, а погашенные с вечера свечи ярко горят, колеблясь и разбрасывая искры.
Ее отец был прав: она таила в себе опасность, имя ей было – непредсказуемость, и она не будет рисковать, вступая с кем бы то ни было в любовные отношения.
Тем более с тем, кто был обещан ее подруге.
Риэль сделала ошибку, оглянувшись в этот момент на Одрика. Его потемневший взгляд на мгновение остановился на ней, прежде чем они оба отвернулись друг от друга.
– Нам пора идти, – сказала она. Выхватив у него из рук куртку, Риэль закрутила волосы в узел, спрятала их под шапочку и вышла на улицу, чтобы сесть на лошадь. Она накинула на лицо и шею вуаль, засунув ее концы под воротник. Когда Одрик присоединился к ней, также закрыв лицо до глаз шарфом, они больше не сказали друг другу ни слова, и Риэль была этому только рада.