Дитя Зверя: Выбранной тропой
Шрифт:
– Прости, - тихо вздохнула, пытаясь отвлечься от запаха крови, витавшего в воздухе. – И нет. Это было не жестоко, это было… Необходимо.
– Почему?
Я промолчала, не зная, как объяснить то, что знал каждый верзверь, знал на инстинктивном уровне. И слабо, благодарно улыбнулась, когда Михаил спокойно ответил вместо меня:
– У каждого из нас бывает такое состояние. Состояние амока, настоящего животного безумия. Когда действуют только инстинкты… И ничего больше. И выйти из этого состояния можно лишь устроив кровавую бойню… Или замкнув на одном из ключевых желаний. В случае с
– Наша… Связь, да, - глубоко вздохнув, я отошла к дивану и села на самый край, обхватив себя за плечи. – Разорванная связь со стаей, она… Выбила меня. Вывернула наизнанку. Я потерялась и… Только Ремус смог меня вытащить обратно.
– И всё же, это было жестоко, - Сэм недовольно поджал губы и покачал головой. Чтобы в следующий миг, вздохнуть и направиться в сторону плиты. Поставив чайник, он опёрся ладонями на стол и, чуть помолчав, спросил. – И что теперь? Что будет дальше?
Мы с медведем обменялись нечитаемыми взглядами. Он нахмурился и сжал челюсть, неопределённо дёрнув плечом. А я…
Я криво усмехнулась и сжала пальцы в кулаки, хрипло, с оттенком рычания выдохнув:
– А дальше Стая. Нас ждёт разговор… В последний раз.
Глава 15
Говорят, мудрость приходит с возрастом. А бывает…
Выключив душ, я привычно встряхнулась и шагнула на мягкое, махровое полотенце, брошенное на пол. Провела рукой по волосам, выжимая лишнюю влагу. Встряхнулась ещё раз, морщась от больно бьющих по коже прядей, висевших сосульками.
Качнувшись с пяток на носок и обратно, я опёрлась подрагивающими пальцами на ледяной кафель стены. Запотевшее, покрытое крупными каплями воды зеркало манило и пугало одновременно. И глубоко вздохнув, я провела второй рукой по гладкой поверхности, вздрогнув, стоило встретиться взглядом с собственным отражением.
Горько усмехнулась, очертив кончиком когтя заострившиеся скулы, угрюмые складки вокруг рта и прорезавшие лоб морщины. Да, мудрость приходит с возрастом, но бывает так, что возраст приходит один. И глядя на свои родные, чуждые черты лица, я как никогда чувствовала себя слишком старой, чтобы разбираться со всем этим.
Слишком глупой, чтобы сделать всё правильно.
– Чуть-чуть, по меркам Духа, - хрипло выдохнула, склонив голову набок и отступив на шаг назад. Провела пальцами по вискам, где теперь змеились серебристые нити седины, причудливо переплетаясь с тёмными прядями волос. Коснулась белёсых шрамов на горле, отметин на груди, напротив сердца.
Я хрипло хохотнула, невесомо огладив красно-чёрные, медленно подживавшие линии. Они тянулись от плеча к плечу, по выступающим ключицам, по белой, нежной коже. Переплетались замысловатым кельтским узлом чуть выше солнечного сплетения, складывались в цветы и лозы. И недвусмысленно напоминали о том, что я сделала.
Напоминая, чего мне стоил выбранный мною путь.
Когти едва ощутимо царапнули кожу, посылая толпы мурашек по телу. Мышцы болезненно напряглись, пронизанные судорогой подступающей трансформации. В груди заворочался зверь, злой, неуклюжий, дикий. Но я лишь вздохнула ещё раз.
И вышла из ванной, как была – обнажённая и свободная в своей наготе. Ни капли ни смутившись сидящего в комнате Сэма.
О’Рурк
– Они приходили снова.
– Кто? – я нахмурилась, нехотя натягивая джинсы и майку на влажную кожу. Откинув мокрые пряди на спину, склонила голову набок, прислушиваясь к дому.
Тишина стояла почти оглушающая. Только где-то в стороне добродушно ворчал медведь и бесстрашно фыркал мой котёнок, пытаясь повалить огромного, страшного зверя. По тонкой нити связи, соединяющей нас, потекла радость от прогулки по лесу, смятение от обилия запахов и следов и гордость. Наивная и всеобъемлющая гордость за…
Меня?
Невольно тихо заурчала, осознав это. Греясь в ярких, почти обжигающих эмоциях ребёнка. И чувствуя, как медленно, почти незаметно, но отпуская сковавшее меня напряжение и страх.
– Коты твои, - хмыкнул Сэм. Он медленно сел, явно поморщившись от боли, и потёр плечо. – Требовали выдать отступников. Грозились предъявить мне нарушение Кодекса… И попытались убедить меня в том, что я пожалею о том, что влез в дела вашей стаи.
Он говорил легко, даже насмешливо. Но я подалась вперёд, нагнувшись, напружинившись. И втянула носом воздух, чувствуя, как нижнюю губу покалывают вылезшие клыки, а из груди рвётся злое, дико рычание.
От Сэма ощутимо пахло кровью. Свежей кровью, пропитавшей небрежно сделанную повязку насквозь. А ещё нетерпимо воняло зверем. Горьким, как полынь и терпким, приторно-сладким как чёртов мёд. И чужим.
Совершенно, абсолютно чужим зверем.
Пустота в груди дрогнула, отозвавшись волнами глухой, уже почти привычной тоски. Но я лишь резко повела плечами, откинув в сторону ненужные сожаления. И решительным шагом направилась к кровати, оккупированной удивлённо смотревшим на меня ирландцем.
Чтобы без труда стащить его оттуда и легко, не прилагая особых усилий, увести за собой на первый этаж. Недвусмысленно впиваясь когтями в его запястье, намекая на то, что сопротивление бессмысленно.
Впрочем, Сэм почему-то совсем не возражал. Ни тогда, когда я протащила его за собой на кухню, ни тогда, когда толкнула его на высокий, свободный стул.
Ни тогда, когда поставила на плиту большой, жестяной чайник с холодной, ключевой водой и застыла на месте, закрыв глаза и шумно принюхиваясь. Он лишь, молча, таращился на то, как легко ориентируясь по запахам, я вытащила на стол аптечку, чистую полоску ткани и большую ступку с пестиком с самых верхних полок.
И не пытался хоть что-то у меня спросить.
Пальцы привычно перебирали мешочки, то поднося их к носу, то отбрасывая прочь. Я смешивала травы и воду, перетирая получившуюся смесь в деревянной ступке и иногда тихо, но вдохновенно шипела, стоило Сэму хоть чуть-чуть шевельнуться. И даже не пыталась понять, откуда взялась эта дикая, почти нестерпимая потребность сделать всё, чтобы друг выздоровел как можно быстрее.
Как и много раз за эти дни, я поступала так, как меня учили. Я просто следовала инстинкту. Инстинкту, требовавшему позаботиться о человеке так, как я никогда не заботилась даже о члене собственной стае.