Дива
Шрифт:
— Мне всё равно надо к Костылю, — не вытерпел он. — Лицензии к нему выписаны...
— Костыль тебя в лес не пустит, — заявил попутчик. — И охотиться не даст, пока приказ губернатора не исполнит, дива не изведёт.
— А эти Дракоши дадут?
— С дракошами тебя ни один леший не тронет, — вставила тётка. — Тем паче со вдовой. Ей даже губернатор не указ.
— Как же так? — обескураженно спросил Зарубин.
— Дак Драконя-то был председатель! И Герой!
– Председатель чего?
Как цего? Объединённого колхоза!
— Но ведь колхоз у вас развалился?
Колхоз-то
Откуда же столько?
— А этого никто не знает, — заявил её муж. — Феномен природы. Известно точно, они дома только двух коров держат, этих самых тряпочных, французских. Чтоб детишек парным молоком поить. И ещё нетелей на продажу, которых волки режут.
— Колхоза нет, а надои есть?
Бывший всегда откровенным, попутчик начал темнить или толком ничего не знал и строил предположения.
— Колхоза-то нет. Да ведь земля осталась. Драконя, можно сказать, с детства председатель. Его отец тоже был председателем, вот и научил. Сын далеко вперёд смотрел и перед самым крахом укрупнился — соединил три колхоза и леспромхоз в одно аграрно-промышленное хозяйство. У него столько власти в руках было — ого! Всю пахотную землю, выпасы, сенокосы — всё под себя подгрёб. Колхозные леса и гослесфонд в придачу! А ещё со всех собрал холостых молодых специалистов и выдал за них всех грех дочерей чуть ли не в приказном порядке. Одну свадьбу гуляли. Куда бы теперь Костыль ни сунулся, председатель документы и карты на стол — везде его территория. Даже губернатор вынужден считаться. Поэтому Недоеденный арендует у него угодья, а в договоре всё прописано. Вроде даже звери принадлежат колхозу «Пижменский Шродок». Будто у Дракони каждый медведь с биркой. Костылёвы гости стрелят зверя, станут шкурать, а него в ухе написано чей. Так Борута говорит, сам видал...
— Может, у вас и речка Пижма молочная, с кисельными берегами?
— Вроде того, — подхватила тётка и глянула на мужа с укором. — Сказал бы уж прямо, нечего человека водить вокруг да около...
— Сама и скажи! Я экономическую базу обозначил.
— От нечистой силы молоко, — заявила попутчица. — Говорят, стада Драконины пасёт и кормит дивьё лесное. И от постороннего глаза прикрывает! Потому и масло получается вкусное.
— Если пасёт сила нечистая, — в тон её мужу серьёзно заметил Зарубин, — то молоко должно быть мерзкого качества. Тем более масло!
— А ты занозистый мужик, — вдруг определил попутчик, защищая супругу. — Вредный, всё с подковыркой... Или журналист, или из налоговой.
Зарубин вздохнул с сожалением.
— Не угадал... Хотя статьи иногда пишу... Просто любопытно стало, откуда столько молока. Я же когда-то вологодский Молочный институт закончил, зоотехническое отделение.
— Дак там наша Натаха учится! — изумилась тётка. — Ты местный, что ли? Вологодский? То-то я чую, как родной.
— Вырос в Грязовце, — с гордостью произнёс Зарубин. — Есть у вас такой городок...
— Как
Дорога из Москвы лежала как раз через этот город, и он свернул с трассы, заехал, чтобы побывать возле дома, где прожил чуть ли не половину жизни. Когда-то там жила бабушка, у которой он воспитывался с шести лет: отец служил в конвойных войсках и часто переезжал из одного лагеря в другой, поэтому Игоря оставили в Грязовце, чтоб ходил в одну школу. Раздолбанный, унылый и тщедушный городок ещё называли Грязенбург, однако Зарубину он нравился. Можно было выйти из дома сразу в лес и собирать грибы, а в поле — землянику, что они с бабушкой и делали. Она и отдала его потом учить- сн в Молочный институт, поскольку всю жизнь проработала главным технологом на маслозаводе.
Бабушка давно умерла, поэтому он постоял возле дома, где жили уже незнакомые люди, посмотрел в окна на чужие занавески и отчалил на Пижму.
— А как в Москве-то очутился? — изумилась тётка. — 11омера-то у тебя московские! Всех наших после молочного по колхозным фермам разгоняли!
— Дальше учиться поехал, — уклонился от расспросом он.
— Теперь ферм-то нету, куда Натаха пойдёт? К Драконимой вдове на ферму не возьмут. У них семейное предприятие... Девка умная и с виду — одно загляденье! Жениха бы ей доброго и взамуж отдать...
Зарубин прервал это откровенное сватовство.
— И где же всё-таки фермеры берут молоко?
— Толком никто не знает, — опять заёрзал попутчик. — А если всерьёз, то говорят, в Кировской и Архангельской областях скупают и за своё выдают. Но тоже враньё: у нас напрямую и дорог-то нет, чтоб скоропортящийся продукт возить. А туземцы коров давно не держат, молоко в магазинах берут...
Тётка чуть не выдала какую-то их тайну.
— Борута говорил, у вдовы дойное стадо где-то, от налогов спрятанное. И все эти тряпочные, породистые...
— Цыц! — оборвал её муж. — Не наше это дело! Скати ещё, лешие пасут, лешачихи доят...
Его жена примолкла, а он сам начал выдавать секреты ещё похлеще.
— Вдова со своими зятьями, между прочим, под покровительством самого губернатора. Тот к ней тайно заезжает, будто бы парного молока попить, маслица прикупить..,.
— Какого маслица? — взвинтилась жена и по-медвежьи пышкнула. — И молоко он не пьёт... С Дивой брильянты делят.
— Уши развесь и слушай! — прорычал попутчик. — Какие брильянты? Ты что мелешь?
— Которые хохлы копают! У председателя, когда жив ещё был, под домом труба обнаружилась. Геологи нашли. Одна с нефтью, другая с брильянтами.
— Ты что городишь? При постороннем человеке?
— Он же вологодский! Из Грязовца!
— Тогда, во-первых, не труба, а трубка, — поправил муж. — И не с брильянтами, а с алмазами. Во-вторых, у Дракони под домом никаких полезных ископаемых нету! Ну откуда им взяться?
— А зачем в горе ходы роют? — шёпотом спросила тётка. — Его отец ещё рыл, сын рыл. Сейчас вдова. Целое метро выкопали! Не сами, конечно, хохлы работают, как рабы, в цепях закованные. По ночам из-под земли украинские песни слышатся...