Диверсантка

Быстров Олег

Слёзы обиды закипали на глазах.

– Это только кажется, что высокие и сильные могут больше, чем ты, - будто угадав её мысли неожиданно выступила из-за спины директора Циге.
– Ты будешь незаметной, невесомой и легкокрылой как призрак. Ты проскользнёшь, просочишься в любую щель. Ты будешь появляться там, где тебя не ждут и разить врагов так, как этого не сумеет никто другой.

Женщина склонилась над Катрин:

– Пойми, девочка, ты тоже станешь взрослой, только тело твоё останется девичьим. Никто ничего не поймёт, никто не заподозрит, но в головке твоей созреет и будет работать, словно отлаженный часовой механизм, разум взрослого человека. Ты будешь взрослой, но по-своему! Мы их всех

обманем! Ты ведь хочешь этого?

– Да, да!
– потянулась к воспитательнице Катрин.
– Я хочу... хочу вырасти!..

– И ты вырастешь! Но знать об этом будем только мы - я и господин директор. Ну, ещё тот учёный, который нам поможет. Отныне никаких контактов с другими девочками. Мы найдём тебе отдельную комнату. Ты будешь есть, спать, заниматься, мыться и тренироваться - всё отдельно. Ты станешь избранной! Валькирией, отмеченной великой миссией, тайным и самым страшным оружием Великой Германии! Ты хочешь быть Валькирией?!

– Да! Хочу!..
– выкрикнула Катрин, и слёзы наконец вырвались на свободу, потекли по щекам. Но это не было проявлением обиды или унижения. Чистая, сладкая влага восторга.

– Я знала!
– Короткопалая ладонь вцепилась в худенькое плечо.
– Ты станешь ею - самой великой, самой сильной, самой могущественной Валькирией, какую только видел свет! Мы поможем тебе в этом, девочка...

Так решилась судьба Кати Соболевой, мечтавшей стать красивой и сильной, и взять в руки меч. Никогда не суждено исполниться этим мечтам. И боже упаси, девочка, тебе влюбиться - когда время придёт - в какого-нибудь юношу. Никогда он не увидит в тебе женщину. Будешь ты всегда для него всего лишь ребёнком. А меч... меч тебе дадут, да такой, что только удержи.

Когда схлынула первая волна чувств, Катрин испугалась. Господин директор после беседы отпустил её с занятий, отдыхай, мол, сил набирайся перед великими свершениями. А мы со старшей воспитательницей, дескать, пока подготовим для тебя особые условия. Катрин обрадовалась, возвращаться к другим девочкам почему-то не хотелось. Но пошла не в свою комнату, а в гараж.

Необычное место для маленькой девочки, воспитанницы особой школы. Что ей там делать, среди железок, измазанных машинным маслом? Всё дело в том, что с недавнего времени у Катрин появился друг. И был это Франц, тот самый водитель, впервые привёзший девочку в Кнохенхюте. Отношения начались неожиданно: в гараже по какой-то причине не работал водопровод, и Франц попросил девочек принести воды для помывки авто. Просьбу свою водитель адресовал воспитанницам, работавшим на уборке двора. И среди них была Катрин.

Так она впервые оказалась в небольшом помещении, заставленном канистрами, банками со смазкой, запасными шинами и прочим автомобильным хламом. Посреди пола зияла ямой для ремонта машины, с ведущими вниз ступенями. Катрин понравился запах бензина и обилие шершавого, но такого надёжного и прочного металла вокруг. И сам Франц был надёжным, спокойным и уверенным, словно хорошо отлаженный германский автомобиль «Майбах».

Он объяснял любознательной девочке принцип работы двигателя внутреннего сгорания и то, как устроена ходовая часть. Чуть позже дошло до практических занятий - ученица увлечённо нарезала круги по внутреннему двору, прогазовывая мощным двигателем. Фройляйн Циге смотрела на тренировки благосклонно, диверсантке умение обращаться с легковой машиной в будущем может пригодиться.

Катрин, в свою очередь, рассказывала водителю об учёбе, читала на память большие фрагменты из «Песни о Нибелунгах», а то и спрашивала совета по своим детским, девчачьим вопросам. Франц всегда относился к таким вещам крайне серьёзно, отвечал то, что думал, и вообще, вёл себя с девочкой как с равной. Никогда не подчеркивал разницу в возрасте. И когда

страх перед будущим одолел сердечко Катрин, она по привычке бросилась к единственному другу и советчику, рассказала ему всё как на духу.

А с кем ещё поговорить? Тереза приезжала всего однажды, через полгода после водворения Катрин в школу. Та ждала мачеху, единственного близкого человека. Столько хотелось рассказать, стольким поделиться! Но когда она, наконец, приехала, неожиданно выяснилось, что говорить, в сущности, не о чем. Слова не складывались в предложения, рассыпались горохом, мысли упорхнули из головы, словно испуганные птицы. Посидели молча, и Тереза уехала, а больше и не приезжала. Поэтому Катрин всё рассказала Францу. Ей даже не пришло в голову, что программа секретная - ведь Франц свой! Он работает в замке, носит на груди тот же значок, что и у мачехи, и вообще...

Водитель внимательно слушал маленькую подружку. Внутри у него всё закипало. Он верил в великое будущее Германии, позови фюрер, первым бы бросил баранку и взял в руки оружие. Пошёл бы на фронт, или к станку, да в любое место, куда позовёт партия! Но причём здесь дети?! Зачем им-то жизнь ломать, лишать детства, смолоду ковать из девчушек холодных и безжалостных убийц?! Франц не забыл игры с гранатой, неодобрительно относился к учебным стрельбам. Если так уж необходимы девушки на фронте, используйте их в качестве медиков, связисток, да мало ли ещё где! Зачем приучать к крови, если первое предназначение женщины - рожать детей?!

Катрин, выплакавшись, ушла, а Франц направился прямиком к директору. Господин Нойер принял водителя, он никогда не отказывал сотрудникам. Франц обрушился на начальника с путанной, но горячей и искренней речью о предназначении девочек вообще, о судьбе Катрин Зобель в частности, а закончил мольбой - не губите маленькую русскую! Дайте прожить ей свою жизнь, не лишайте женского счастья!..

Директор слушал, постукивая карандашом по столешнице, чуть кивал в такт словам.

– Если вы закончили, Франц, то свободны. Я разберусь в вопросе и подумаю, что можно сделать для Зобель.

Лишь дверь за водителем затворилась, Нойер набрал телефонный номер, намертво врезавшийся в память. Господин Клюге был немедленно поставлен в известность о произошедшей утечке информации.

– Не стоит беспокоиться, герр директор, - уверенно прожурчал голос в трубке.
– Я пришлю своих людей, а для вас - нового водителя. Он не будет задавать вопросов. Вообще никаких.

Тем же вечером приехали люди из окружного СС. Без шума посадили Франца в автомобиль, больше его никто не видел. Вместо него остался другой человек, Фердинанд. Он был немым и ни с кем не общался. Катрин попыталась узнать у госпожи Циге, где старый водитель, но та лишь удивлённо выгнула выщипанную бровь:

– Зачем тебе? Это распоряжение господина директора. Наверное, у Франца закончился срок службы, и он отправился домой, к родным...

Но Катрин уже умела улавливать фальшь в голосе. Ночью она плохо спала, всё думала, правильно ли поступила, рассказав так много другу? Не навредит ли ему этим? И вот теперь оказывается, что его больше в нет замке. Оправдались самые худшие её опасения. К родственникам поехал, как же... Или с родственниками вместе - в концлагерь.

Сейчас, выбираясь из глубоко кресла под неумолчный лепет профессора Бертольда, несущего как всегда какую-то научную околесицу, она неожиданно вспомнила утраченного друга. Но как-то вскользь, без прежней горечи. Голова кружилась, и во рту появился противный металлический привкус. Быстрее бы добраться до постели и прилечь, обняв любимого медвежонка с испачканным ушком. Раньше, пока её не отселили от Адель Урсо, она немного стеснялась соседки. Скажет: вот, мол, дурочка, всё в игрушки играет. Зато теперь никто не мешал.