Диверсанты Второй мировой
Шрифт:
Виной тому оказалась небольшая высота, обозначенная на картах двух противоборствующих армий отметкой 269,8. Именно она и стала той кровавой баней для тысяч советских солдат, телами которых были завалены (!!!) склоны и прилегающая к высоте местность. Кто же первым отдал приказ прорываться на соединение с десантниками на этом участке фронта? Вероятный ответ мы находим в публикации военного историка М. Н. Мосягина «Между Вязьмой и Кировом: группа войск генерала Белова в Московской битве». В частности, он утверждает, что, не кто иной, как беловский штаб подсказал Г. К. Жукову мысль о том, что силами 50-й, а возможно, и 10-й армии овладеть Варшавским шоссе в районе Зайцева гора и в дальнейшем развивать успех в северо-западном направлении, в район вышеуказанных деревень (Новое и Старое Аскерово). Но наше командование в очередной раз переоценило свои и недооценило возможности противника, оборонявшего данный рубеж. А противник, окопавшийся на высоте 269,8, оказал и продолжал оказывать яростное сопротивление наступавшим советским дивизиям. Отступившие от Калуги части вермахта сумели закрепиться на стратегически важных высотах, по обе стороны Варшавского шоссе. Недаром в своих приказах Гитлер давал следующие установки своим солдатам: «Цепляться за каждый населенный пункт, не отступать ни на шаг, обороняться до последнего патрона, до последней гранаты, вот что требует от нас текущий момент. Каждый занятый нами населенный пункт должен быть превращен в опорный пункт. Сдачи его противнику не допускать ни при каких обстоятельствах, даже если он обойден противником…» По крайней мере, на Зайцевой горе директивы Гитлера выполнялись безукоризненно. Более того, магистраль Рославль — Куземки — Зайцева гора — Юхнов была единственной дорогой, которая связывала немецкие части, оборонявшие Варшавское шоссе, с тылом. Она служила главной артерией, питавшей эти части всем необходимым. По
Активные и ожесточенные по своему характеру бои за высоту 269,8 начались 12 апреля 1942 года. Уже на следующий день наступавшие части 50-й армии попытались закрепиться на подступах к высоте, но были встречены ураганным огнем из всех видов стрелкового и артиллерийско-минометного оружия. 173-я стрелковая дивизия полковника П. Я. Гиханова, которая одна из первых начала штурмовать высоту 269,8, была отброшена с ее склонов с большими потерями. Ночная атака на высоту также не принесла никаких результатов, кроме новых потерь личного состава. И так продолжалось изо дня в день, пока 173-ю стрелковую дивизию не сменила 146-я стрелковая дивизия генерал-лейтенанта Ю. В. Новосельского. Любая попытка овладеть высотой 269,8 не приносила никаких результатов, кроме колоссальных потерь. Так было и с 146-й стрелковой дивизией, которая за период боевых действий на Зайцевой горе потеряла убитыми, ранеными и пропавшими без вести 7308 человек. На 30 апреля 1942 года в живых осталось 3976 человек. (Справка: по состоянию на 25 марта 1942 года, т. е. перед началом боев за Зайцеву гору, в 146-й стрелковой дивизии числилось офицеров, сержантов и солдат 11 284 человека.) 30 апреля остатки дивизии отвели на отдых, передав плацдарм наступления 58-й стрелковой дивизии полковника Н. И. Шкодуновича. Вновь прибывшая дивизия дольше всех «задержалась» на занимаемом ею плацдарме. Кировский историк-поисковик А. А. Ильюшечкин в своей статье «О немцах, наградах и поиске» пишет: «После неудачных наступательных боев части 50-й армии с 30 апреля перешли к обороне. Ни сил, ни средств уже не осталось: все, что можно было, брошено в бой, и в этих боях сгорели в одно мгновение сотни и тысячи солдат и офицеров, так и не овладев высотой 269,8, и соответственно не перерезав Варшавское шоссе». Наступившая весна 1942 года выступила «союзницей» немецких войск, окопавшихся на калужских высотах. Весеннее яркое солнце превратило проселочные дороги по всей полосе действий войск 50-й армии в сплошное месиво из глины, воды и снега. По ним не могли двигаться ни машины, ни лошади, ни люди.
Из воспоминаний участника боев за высоту 269,8 М. А. Аллера (58-я стрелковая дивизия): «В условиях весенней распутицы, болотистой местности и бездорожья обозы и кухни отстали. Наступил голод, который мы испытывали все время. Мы стали поедать дохлых и убитых лошадей. Было ужасно противно есть эту конину без соли. Пили болотную воду и воду из луж растаявшего снега, где нередко лежали трупы. У нас были пробирки с таблетками хлора, но пить воду с хлором было еще противней». Вот еще один пример того, с чем столкнулись наши солдаты на Зайцевой горе. К сожалению, имя автора этих воспоминаний, воевавшего в составе 441-го полка 116-й Забайкальской стрелковой дивизии 50-й армии, нам неизвестно. «Ночь, под ногами весенняя слякоть; шагаем неизвестно куда. Оказалось, прямиком на линию огня. Полевые кухни в наличии, а в котлах сухо и пусто. Деревенские погреба еще до нас обшарены. В апреле рассчитывать на подножный корм бесполезно, но кто-то ухитряется откопать в поле прошлогодние картофелины… Убитые лошади тоже до нас отскоблены ножами до костей. От истощения у меня сморщилась кожная пленка на поверхности раны, ноет грудь. Но, слава богу, есть еще смекалка. Нащипал березовых почек, засыпал в котелок, залил болотной водой и положил в нее „мясо“ — опаленную на костре ступню конской ноги. Получилось оригинальное блюдо — суп из свежей зелени с копытом». И таких примеров бесчисленное множество. Об этом не говорилось в боевых сводках, на это боялись даже намекать по причине сиюминутного наказания за паникерство и невыполнение боевого приказа. Но не страх наказания «гнал» советские дивизии на высоту 269,8: священный долг перед Родиной, перед убитыми боевыми товарищами на этой, Богом проклятой высоте, заставлял их, увязая по грудь в мокром снегу и болотной жиже идти на свинцовый шквал немецких пулеметов и артиллерии. Тяжелая рутинная работа. Так потом назовут фронтовые будни военные историки. Это будет все потом, а пока тысячи бойцов снимались с передовой, чтобы доставить по 30-километровой трассе от станции Добужа до Зайцевой горы все необходимое для боя. В вещевых мешках за плечами бойцы вместе с концентратами и сухарями несли за плечами снаряды и мины.
15 апреля 1942 года И. В. Болдин докладывал Г.К, Жукову об остром положении с подвозом боеприпасов, горючего, продфуража и продовольствия. Жуков в неподготовленности дорог обвинил Болдина. Здесь уместно напомнить, что Иван Васильевич еще задолго до начала активных действий на Зайцевой горе назвал местность, на которой сосредоточилась его армия, «мышеловкой». Расположенная южнее Варшавского шоссе, в низине, обширная территория представляла собой открытую местность с мелкими речушками. А самым гиблым местом для 50-й армии оказалось Шатино болото площадью в 50 кв. км. Северная часть Варшавского шоссе доминировала над южной. И это господство вскоре сослужит немцам неоценимую услугу. Много неприятностей доставляла вражеская авиация. В небе над Зайцевой горой господствовали немецкие пикирующие бомбардировщики, которые с восьми утра до восьми вечера бомбили пятнадцатикилометровую полосу наступления наших войск. Из воспоминаний Алексея Никитина, участника боев на Зайцевой горе: «Немецкая авиация сильно бомбила, и отдельные „мессершмитты“, чувствуя свою безнаказанность, гонялись даже за одним человеком». Присутствие над позициями советских войск корректировщика «рамы» было для наших солдат обычным явлением. Поэтому все передвижения по линии фронта производились крайне осторожно. Раненых приходилось эвакуировать лишь с наступлением сумерек. Убитых, которых перед высотой было бесчисленное множество, никто не хоронил, да и времени на это не было. Вот как описывает увиденное Б. И. Загородников в своей книге «58-я стрелковая Одерская дивизия»: «На возвышенности, под горой, лежали трупы наших товарищей. Впоследствии мы увидели еще тысячи трупов, накрытых шинелями. Они лежали там с осени 1941 года». Это, конечно, не могло не сказываться на моральном духе вновь прибывших подразделений. А им приходилось порой идти в атаку по телам своих павших однополчан. Может возникнуть вопрос: а возможно было обойти высоту на другом участке фронта? Наверно, да, но приказ взять высоту 269,8 никто не отменял.
Из приказов Ставки и оперативных сводок штаба 50-й армии, а также из воспоминаний ветеранов войны, участников штурма высоты 269,8, можно сделать вывод, что наступление на данном участке фронта было изначально обречено на неудачу. 50-й армии не удалось выполнить поставленную перед ней задачу. Плохая разведка, мощные опорные пункты Фомино-1, высота 269,8, Фомино 2, Зайцева гора, вставшие неприступными бастионами на пути наступавших советских дивизий, Варшавское шоссе, которое продолжало оставаться в руках неприятеля, по которому немцы оперативно перебрасывали подкрепления на намечаемые участки прорыва, и, наконец, сильный, сытый противник, воевавший под командованием опытных военачальников, — вот, пожалуй, те причины, по которым Зайцева гора и прилегающая к ней высота 269,8 оказались крепким орешком для командарма Болдина. Но Иван Васильевич не привык отступать перед противником, какие бы там ни были на то причины. Ясно было одно: задачу, поставленную Ставкой, необходимо было решить в кратчайшее время: гибли люди, техника, погодные условия оказались на стороне противника, да и этот никем не предвиденный взрыв Милятинского водохранилища, который едва не утопил в ледяном потоке воды, хлынувшем через Варшавское шоссе на позиции 50-й армии, несколько ее дивизий. (Боясь повторных атак, немцы взорвали Милятинское водохранилище. Вода затопила низину, расположенную на южной части Варшавского шоссе.) Болдин ломал голову, стараясь придумать способ взять высоту в срок и с меньшими потерями. Здесь вспомнился ему эпизод из военной истории, когда в 1552 году русский царь Иван Грозный осаждал Казань. Его розмыслы сумели прокопать под стены Казанского кремля минную галерею, в которую был заложен заряд огромной мощности (11 бочек пороха, т. е. 57 пудов). В результате взрыва в крепостных стенах образовался пролом, в который хлынула русская рать. В итоге «тихий подкоп» под казанскую цитадель принес громкую победу русскому царю. Болдин решил поделиться своими раздумьями со специалистами инженерного дела. Вызвав к себе начальника инженерных войск полковника С. Ф. Чепурова и его помощника майора М. Д. Максимцова, командарм предложил воспользоваться опытом розмыслов Ивана Грозного в уничтожении мощного бастиона и применить его против немецкого оборонительного узла. Более того, за столом перед Болдиным сидел человек, который в первую империалистическую войну участвовал в подкопе под городом Двинск, — С. Ф. Чепуров. Его опыт сейчас мог бы пригодиться как никогда. Решение было одно — необходимо рискнуть. Был ли риск оправдан в данном случае или нет, несомненно одно — Болдин не мог не осознавать, что успех операции зависел исключительно от счастливого случая. Малейшая оплошность в расчетах, любая нештатная ситуация, возникшая в ходе работ, могли бы не только сорвать операцию, но и привести к гибели бойцов.
Старшим по осуществлению подкопа был назначен М. Д. Максимцов. Командирам дивизий был дан приказ подобрать среди солдат бывших шахтеров и отправить их в распоряжение к М. Д. Максимцову. А в это время сам Максимцов изучал оборону противника на высоте, готовил подробную карту, на которую наносил расположение немецких огневых точек.
Из воспоминаний И. В. Болдина: «Тщательное изучение вражеской обороны позволило майору (Максимцову) выбрать наиболее удачное направление подкопа и место взрыва». Находясь на передовой, в непосредственной близости от немецких позиций, М. Д. Максимцов был легко ранен. Несколько дней, проведенных в медсанбате, он посвятил подготовке плана организации предстоящих работ. Готовые расчеты он представил И. В. Болдину. Из присланных дивизиями людей была сформирована команда из 43 человек. Начальником команды был назначен лейтенант В. Е. Новиков, уроженец тех мест. В начале марта 1942 года он прибыл в батальон из инженерного училища и попросился во взвод разведки, так как хорошо знал местные леса, болота, Варшавское шоссе. В состав команды также вошли опытные горняки из донецких шахт: Николай Стовбун и Александр Сушко; криворожский горняк Петр Наумов; Давид Барашвили из Кахетии, который выполнял функции повозочного, являлся связующим звеном между шахтой и тылом команды, он под вражеским огнем доставлял все необходимое к месту подрыва; повар Алексей Сидоренко был родом с Полтавщины; старшина команды Василий Башилов умел обеспечить своих подчиненных всем необходимым; токарь Алексей Никитин; тульский слесарь Володя Майстренко (умер от ранения после одного из боев); Садыков; сибиряк Потапов; Лобачев, Матюшенко, Владимир Мазаев, сержант Калмыков, Тарасов, Ильинов, Ахметов, Ротанов, Иванович, Климов, братья-близнецы Назмухановы, Колесник, Нюхтилин и др… Кроме опытных горняков, в состав команды входили плотники, слесари, землекопы и другие специалисты. В полутора километрах южнее деревни Фомино-1 построили кухню, склад для взрывчатки и патронов, укрытия для людей и лошадей. Подготовка к началу операции проводилась скрытно не только от немецких наблюдателей, но и от своих частей, чтобы информация, представлявшая военную тайну, преждевременно не просочилась к противнику. Перед командой была поставлена задача — боевая, секретная, за разглашение которой суровое наказание — военный трибунал.
Наступило 26 августа 1942 года. Дождавшись темноты, скрытно выдвинулись к намеченному рубежу. Работы начались в непосредственной близости от переднего края противника, всего в 70–80 метрах. Все передвижения от «базы» до места подкопа производились только с наступлением темноты. В первую ночь удалось вырыть колодец глубиной пять метров, в котором были разбиты направления выработки и сделаны ниши для отдыха. В этих тесных углублениях можно было уместиться, только лишь свернувшись калачиком. Здесь же, рядом с колодцем, был построен блиндаж, из которого непрерывно велось наблюдение за передней линией обороны немцев.
Из воспоминаний Болдина: «Вынутую породу насыпают в мешки, складывают вдоль забоя, а ночью поднимают наверх и относят в тыл. Часть грунта использовали для имитации двух ложных ходов сообщения». Размер тоннеля по высоте составлял 110 см, по ширине — 70 см. Внутренние своды шахты укреплялись деревянными рамами. Освещением во время работ служил обыкновенный карманный фонарь с питанием от батарейки. Лопата, ломик, кирка с укороченными ручками и ведро — вот, пожалуй, весь рабочий инвентарь шахтеров-проходчиков. После прохождения пятидесяти метров стал резко ощущаться острый недостаток кислорода. Решено было сократить время пребывания бойцов в забое, но и это не помогло, суточная выработка резко упала. Здесь на выручку пришла солдатская смекалка: из кузнечного меха, гофрированных трубок от поврежденных противогазов была сконструирована вентиляционная установка, благодаря которой удалось решить проблему кислородного голодания. Нельзя сказать, что немцы пассивно наблюдали за небольшой горсткой советских солдат на переднем крае их обороны. Несколько раз они пытались захватить наших смельчаков в плен. Для этого ими были предприняты пьяные атаки на секретный объект. В такие моменты все работы в забое прекращались и шахтеры вместо лопат брали в руки оружие. Немецкие орудия, которые вели обстрел прилегающей к подкопу местности, также представляли угрозу для жизни шахтеров.
Однажды группа бойцов, которая только что окончила свою смену и готовилась к кратковременному отдыху, попала под огонь вражеской артиллерии. Несколько человек было убито и ранено. Не меньшую опасность представляла детонация от сильных разрывов крупнокалиберных снарядов. Она могла вызвать обвал шахты, в которой работали наши проходчики. Чем ближе шахтеры приближались под землей к позициям неприятеля, тем труднее становилось работать. Тем не менее, зная все это, Болдин приказал наращивать темпы подкопа, чтобы все закончить к началу октября. Через сто метров на пути шахты обнаружился огромный валун, из-за которого пришлось изменить направление подкопа. Еще одним испытанием оказался участок песка, который привел к обвалу и гибели нескольких бойцов. Наконец, пройдя под землей более ста метров, шахтеры оказались под немецкими позициями. Было слышно, как немцы пляшут под гармошку. 29 сентября была готова первая камера для заряда. Первый заряд Максимцов и Новиков заложили самостоятельно. Затем детонирующий шнур подвязали к потолку и закрыли его доской. Для надежности сеть детонирующего шнура продублировали. Как учили в академии. И тут же «произвели забивку» заряда — заложив камеру мешками с землей. Наблюдатели, произведя разведку передней линии обороны противника, наметили новые ориентиры для прокладки двух рукавов минной галереи по 25 метров к блиндажам и противотанковой батарее немцев. На очередной «пятиминутке» было принято решение в целях экономии времени и физических сил, грунт из забоя не выносить, а рассыпать его внутри, по всей шахте. Последние метры под землей оказались самыми трудными. Они потребовали от бойцов неимоверной концентрации человеческих и физических сил. Духота в забое, температура, сопоставимая лишь с температурой в парной, не могли не сказываться на общем самочувствии шахтеров. Наверху, на поверхности земли, — октябрь месяц. По ночам холод заставлял солдат кутаться в шинели, а в забое проходчики в трусах и без сапог обливались потом. До конечной цели совсем немного. Когда дошли до места, в котором расстояние от свода галереи до блиндажей противника составило 10 метров, решили произвести закладку второго, а затем и третьего зарядов под артиллерийской батареей. Надежно забутили выход из минной галереи и в ста метрах от подкопа, в окопе установили две подрывные машинки. Всего же в шахту было заложено 25 тонн тротила. О завершении всех работ доложили командарму.
По указанию штаба армии под покровом ночи в небольшом лесном массиве было сосредоточено несколько подразделений 58-й стрелковой дивизии. Перед рассветом 4 октября 1942 года они выдвинулись на передний край нашей обороны для атаки. Немцы, заметив переброску свежих сил противника перед высотой 269,8, поспешили подтянуть резервы. Это не могло не радовать Болдина. Ведь чем больше их окажется в эпицентре взрыва, тем больше их будет уничтожено. На НП собрались старшие офицеры 50-й армии вместе с командармом. До взрыва оставались считаные минуты. Все всматривались в предрассветную темную полосу горизонта. Волнение было заметно на лице Ивана Васильевича. Неожиданно он отдал команду нашим частям отойти от немецких позиций на 400–500 метров. Максимцов доложил о готовности. Машинально Болдин взглянул на часы. «Пора», — по-хозяйски произнес командарм. Над высотой 269,8 взвились десять красных ракет. Все, что произошло потом, нельзя было передать одними словами. «Везувий ожил», — произнес кто-то за спиной командарма. Земля под ногами задрожала так, словно страшная, неведомая сила, неподвластная человеческому разуму, пыталась вырваться наружу, чтобы поглотить все живое в округе. Казалось, что высота от внутреннего удара подпрыгнула. Через мгновение из нее вырвался огромных размеров земляной столб. Языки ярко-оранжевого пламени озарили высоту в предрассветной мгле. Еще в воздухе стоял протяжный гул от «раскатов грома», как на переднем крае, на расстоянии до километра начали рваться минные поля — наши и противника. Не успела пыль осесть на влажную от росы землю, как в сторону высоты устремилась наша пехота. Можно только себе представить те эмоции, которые охватывали советских солдат, преодолевавших двухметровый земляной вал, образовавшийся от взрыва. Взобравшись на край воронки, наши бойцы увидели огромный котлован почти в сто метров в диаметре и десять метров глубиной.