Диверсанты. Легенда Лубянки – Павел Судоплатов

Линдер Иосиф Борисович

В период пребывания в Хельсинки Судоплатов находился под опекой «легального» резидента в Финляндии Б. А. Рыбкина («Кин») и его помощницы (впоследствии супруги) З. И. Воскресенской («Ирина»). Эти выдающиеся разведчики также внесли свою лепту в оперативную подготовку молодого разведчика. В это же время З. И. Воскресенская в Норвегии координировала работу нелегальной разведывательно-диверсионной группы Э.-Ф. Вольвебера («Антон»). Она же поддерживала контакт и с К. Полуведько.

«В Финляндии (а позднее и в Германии), – вспоминал П. Судоплатов, – я жил весьма скудно: у меня не было карманных денег, и я постоянно ходил голодный. Полуведько выделял

мне всего десять финских марок в день, а их едва хватало на обед – при этом одну монетку надо было оставлять на вечер для газового счетчика, иначе не работали отопление и газовая плита. На тайные встречи между нами, расписание которых было определено перед моим отъездом из Москвы, Зоя Рыбкина и ее муж Борис Рыбкин, резидент в Финляндии, руководивший моей разведдеятельностью в этой стране, приносили бутерброды и шоколад. Перед уходом они просматривали содержимое моих карманов, чтобы убедиться, что я не взял с собой никакой еды: ведь это могло провалить нашу игру».

После двух месяцев «карантина» от Коновальца в Хельсинки прибыли связные – О. Грибивский из Праги и Д. Андриевский из Брюсселя. Путь в Германию лежал через Швецию, куда Павел и сопровождавшие его лица отправились пароходом. В Стокгольме у Судоплатова произошла неприятная история с фальшивым паспортом, фотография на котором совершенно не соответствовала оригиналу. Но инцидент быстро был улажен его спутниками, и после недельного пребывания в Швеции (еще один «карантин») вся группа благополучно прибыла на место назначения. К слову сказать, в Германии никаких неприятностей с паспортом уже не было.

В июне 1935 г. Павел прибыл в Берлин и стал ждать встречи с Е. Коновальцем. А пока наш главный герой ожидает аудиенции, мы продолжим рассказ о развитии диверсионных подразделений в СССР.

В январе 1934 г. начальник Штаба РККА А. И. Егоров издал директиву, предписывавшую создание штатных диверсионных подразделений в Красной армии. В целях секретности такие подразделения создавались при дивизионных саперных батальонах и именовались саперно-маскировочными взводами. Формирование и обучение было настолько секретным, что об их существовании даже в IV (Разведывательном) управлении РККА (и впоследствии в ГРУ) было известно очень ограниченному кругу лиц. Так, например, полковнику Н. К. Патрахальцеву после Великой Отечественной войны с огромными сложностями пришлось доказывать своему руководству, что он принимал участие в формировании и впоследствии командовал специальным диверсионным подразделением.

«В моем личном деле, – докладывал Н. К. Патрахальцев по команде, – указано, что в 1935 и 1936 гг. я был по приказу НКО командиром взвода и командиром роты отдельного саперного батальона 51-й стрелковой дивизии.

В действительности я не был на этих должностях, а командовал так называемым саперно-маскировочным взводом, созданным IV управлением РКК (Разведуправление). Мое назначение командиром взвода, роты и само название „сапмасквзвод“ являлось прикрытием для выполнения спецзадач IV управления РКК и 4-го отдела штаба Киевского особого военного округа.

В 1937 г., в мае месяце, я был вызван в ГРУ и направлен в командировку в Испанию. Таким образом, получилось, что мою службу в системе разведуправления засчитали не с 1935 г., а с мая 1937 г.

Подтверждение изложенного можно проверить в архиве II Главного управления.

Так, в архивном деле № 2648 „Общие директивы и переписка с Генштабом“, листы 38–48, 73 и 81, подробно говорится о создании в IV управлении

РККА разведподразделений с целью прикрытия названных „сапмасквзводов“, в которых готовились люди для выполнения особых диверсионных задач.

В архивном деле № 5956 дело № 2 Киевского особого военного округа, стр. 105 и 109, имеется приказ о моей работе в „сапмасквзводе“».

Личный состав армейского спецназа отбирался из бойцов, прослуживших не менее двух лет и имевших соответствующие данные, после тщательного «просвечивания» органами госбезопасности. Обучение диверсантов велось по самым высоким стандартам физической и специальной подготовки того времени. После прохождения службы в составе взвода диверсанты увольнялись и компактно расселялись вдоль границы.

Эти подразделения имели двойное назначение: могли действовать в наступлении и в обороне, в составе взвода и малыми группами. В 1935 г. такие взводы были созданы практически во всех дивизиях на границе с Прибалтикой, Польшей и Румынией, а также на Дальнем Востоке. Оружие и снаряжение для них хранились в ближайших воинских частях; на территории сопредельных государств агенты РУ РККА (коминтерновцы) создавали опорные базы для диверсантов.

«В 1935 г., – вспоминал Н. К. Патрахальцев, – меня пригласил к себе начальник штаба дивизии и приказал срочно передать взвод другому командиру. Мне была поставлена задача из лучших старослужащих солдат дивизии сформировать команду в составе 44 человек.

Начштаб объяснил, что я выхожу из подчинения не только полкового, но и дивизионного командования и буду действовать по распоряжениям из Москвы. Мне предстоит готовить свою команду самостоятельно, по специальной программе, присланной из ГРУ.

Через несколько дней в Одессу, в наш полк приехал офицер по фамилии Досик и объявил мне, что моя команда будет легендироваться под названием саперно-маскировочного взвода. На самом же деле я обязан готовить разведывательно-диверсионное подразделение для действий в тылу противника.

Вскоре из Москвы на мое имя пришла программа подготовки подразделения. На ней стоял гриф „секретно“».

Саперно-маскировочные (диверсионные) взводы готовились в нашей стране в период с 1934 по 1936 г. и по времени создания опережали аналогичные подразделения в вооруженных силах наиболее вероятных противников Красной армии. Теоретическая и практическая подготовка диверсантов РККА вполне соответствовала насущным требованиям времени.

Однако в целом в 1934–1936 гг. работа по подготовке спецкадров начала постепенно консервироваться, сворачиваться, реорганизовываться. С позиций начала XXI в. совершенно очевидно, что это было связано с очередным этапом «партийно-фракционных войн» в борьбе за абсолютную власть. Убийство С. М. Кирова 1 декабря 1934 г. группировка И. В. Сталина использовала как повод для расправы со своими политическими противниками. Предоставим слово очевидцам, которые в тот период даже не догадывались, какие нравственные испытания ждут их впереди.

«Именно в столице, – вспоминал И. Г. Старинов, – я вдруг обнаружил, что подготовка к будущей партизанской борьбе не расширяется, а постепенно консервируется.

Попытки говорить на эту тему с Сахновской ни к чему не приводили. Она осаживала меня, заявляя, что суть дела теперь не в подготовке партизанских кадров, что их уже достаточно, а в организационном закреплении проделанной работы (позже я узнал, что она острее меня переживала недостатки в нашей работе. Все ее предложения отвергались где-то наверху).