Дивизия особого назначения. Освободительный поход

Хабибов Фарход

Начали обрабатывать станцию, разделившись по квадратам, у немцев зенитной артиллерии уже нет, вот и начала немчура беспорядочно стрелять из стрелкового оружия. А тут какой-то фашист и попал в самолет Ланового, а может, и не один, я не знаю, ведь каждый из нас работал по своим квадратам. Чайка сразу загорелась, и мотор отказал, Северьян мог допланировать до леса и там выброситься на парашюте, но не захотел скорей всего. На крайнем пути стоял эшелон, немцы подцепили паровоз и попытались его вывезти, Лановой направил свою «чайку» на эшелон, спланировал, и все. В эшелоне том, оказывается, были боеприпасы. Он так рванул, что даже товарищу Сталину было слышно в Кремле. Паровоз откинуло на соседние пути, от разлетающихся осколков загорелся пакгауз, ад, короче, полный. Все амбец, станцию придется строить заново, ведь и мы набомбили, да и Северьян тоже немцам дал на орехи.

– Понятно, ну за службу, конечно, благодарю, но вот Ланового не сберегли, и в этом твоя вина, так как ты командир.

– Виноват, товарищ комдив.

– Ладно, что с самолетами?

– Да остальные в порядке, вот на У-2 перкаль заклеим, и они снова как новые будут. Командир, пора обедать, может, пообедаете с нами?

– Ну, давай, а то мне, колченогому, до столовой три часа добираться.

И потом с ребятками из ВВС (то есть бывшие вэвээсники, а настоящие энкавэдэшники) мы плотно отобедали, и согласно моему плану теперь время осмотреть сперва то, что намудрили прибыловцы, затем к Елисееву и потом можно ковылять обратно.

Дохромал-таки я до танкограда нашего, где так же, как на аэродроме, под деревьями и натянув рядом с ними маскировочные сети, ребята мудрили над танками.

В данный момент, напрягая смекалку и какую-то мать, они пытались установить двигатель от неэкранированного танка Т-28 в моторный отсек Т-28Э. У экранированного проблемы с двигателем, а у неэкранированного проблемы с коробкой, вот ребятки из двух плохих танков делают один классный.

Прибылов, используя парламентские и не очень парламентские выражения, руководит процессом, а я стою, опираясь на палочку, и смотрю. Наконец ребята водрузили махину на место, и техники начали более точный тюнинг, Прибылов подошел ко мне:

– Здравия желаю, товарищ комдив.

– И тебе не хворать, Прибылов. Ну как у тебя дела?

– Неплохо, вот скоро закончим с этим великаном (с Т-28), а ребята заканчивают экранирование последнего БТ, затем перейдем к Т-26.

– Ну, пойдем, посмотрим, товарищ инженер.

Я подошел и офигел: тот, первый, БТ по сравнению с остальными монстрами, прям «меркава». Потому что на эти БТ налепили металла, по принципу с миру по ниточке, БТ – дополнительное бронирование. Или, выражаясь словами Лапиной (Или Апиной?): «Я экранирование слепила из того, что было» [105] .

105

Цитата из песни Алены Апиной.

Как говорит Прибылов, танк стал тяжелее на тонну (может, чуть больше) и вся дополнительная броня пришлась на передок танка. Сперва на башню и корпус наварили (автогеном) металлические штыри, улучшив геометрию наклонов брони. Потом на штыри наварили куски брони не подлежащих ремонту танков (Т-26, Т-28 и Т-34), в результате бронирование возросло на 15–30 мм, плюс рациональный наклон а-ля Прибылов. Кроме того, внутрь танков добавили тюнинг, нет, конечно, не сиденья-ковши с аудиосистемой (это вам не «тачка на прокачку»), а просто обили изнутри войлоком и на войлок набили брезент. Как показали бои, при попадании вражеского снаряда, даже если он не пробивает броню, внутри происходят сколы металла, и таким куском неаэродинамического железа может убить кого-нибудь из экипажа. Или просто ранить танкиста, а раненый танкист во время боя в танке – обуза.

– Прибылов, ты эту свою броню на штыри посадил, тем более штыри на автогене, при нормальном попадании сварка же отвалится.

– Да, отвалится, но снаряд уже не пробьет броню, пробьет экранирование, намного ослабеет и не сможет пробить основную броню, а верх потом еще наварим.

– Ну, тебе видней, ты специалист, а красить танки будете? Ну, типа маскировку, что ли?

– Нет, маскировочную сетку накидывать будем при необходимости, а в бою чего его маскировать? Мы ж не планируем в открытом поле с ними воевать, а из засад, да и веточки можно прилепить по мере надобности.

Эх, еще бы пушку от Т-34 на Бэтэху пришпандорить, и дрожи, Гитлер, но на нет и гарнизонного суда нет. Теоретически, конечно, можно, но это такая морока будет, пусть так бегает, тем более не с «тиграми» бэтэхе бороться, а вполне себе с чешскими танками да панцерами, от единички до четверки.

– Молодец, Прибылов, благодарю за службу!

– Служу Советскому Союзу!

– Счастливо оставаться, а я посмотрю, как Абдиев приучает пехоту бить танки.

Хромая, в лучших традициях великого полководца (Тамерлана помните?), иду к месту, которое мне указал Прибылов. Там, на открытой местности, Абдиев приучает пехотинцев к танкам.

При выходе из леса меня встречает секрет:

– Стой, кто идет?

– Капитан Любимов, и не идет, а нереально ковыляет.

Секретчики снова растворились, а впереди сидят рядами бойцы, в ста-двухстах метрах, пыль стоит столбом, и грохочут танки. Продолжаю героически хромать, бойцы пытаются встать, чтобы поприветствовать меня, я отклоняю их позыв, тьфу, извините – порыв, пусть отдыхают. Ну, или готовятся к танковой атаке психологически. Продолжаю идти, меня встречают Абдиев и Топорков, значит, сегодня гоняют полк Владислава.

– Здравия желаем, товарищ капитан, – приветствуют меня командиры.

– И как у вас дела? Двигаются?

– Да, отлично все, можете посмотреть. Сизых, командуй!

Комвзвода, сержант Сизых, командует, и в отрытые окопы идет весь взвод. Напротив линии окопов, в поле, стоят два немецких танка, и от танков до окопов метров двести.

– Товарищ капитан, готово, – докладывает Абдиеву Сизых, и тот машет рукой своим танкистам. Оба бронечудовища заревели моторами и поперли вперед, прямо на окопы.

Танкисты ведут танки медленно, специально воздействуя на нервы испытуемых, психология-с.

Обе бронемашины достигают линии окопов и, перевалив их, идут вперед, из окопов в танки летит груда камней и комков глины, имитируя гранаты. Пройдя метров восемьдесят-сто, танки синхронно разворачиваются и идут обратно. Когда до окопов остается метров тридцать, в танки снова летят камешки или комки глины. Причем все пытаюся кинуть свою «гранату» под гусеницу или на мотор, так верней.

Ну, все, понятно, можно идти. Встаю с земли и говорю подбежавшим Ержану с Топорковым: