Длань Одиночества
Шрифт:
Он посмотрел куда-то в сторону, услышав зов из другой реальности. А затем исчез.
— Да, — запоздало кивнула пророк. — Я буду ждать.
Она остывала, дрожа и мучаясь от нервного истощения. То, что она держала в себе… Точку, в которой обреталась бесконечность. Зрачок урагана. Тьма и яд. Клеть Одиночества.
Девел говорил ей, что она избранная. Не такая, как все. Он сулил ей победу над обстоятельствами. И она победит. Разливаясь сахарными реками лжи, Шутник не знал, что пророчествует. Видит дальше, чем способен. Эгоистичная
«Ты станешь той, кто остановит зло».
О, да. Она остановит.
Максиме почувствовала возмущение в мире Любви. Оно было таким крупным и сосредоточенным, что почти оглушило ее. На горизонте начали падать остальные колыбели. Тела внизу окровавили, превращаясь в куски плоти. Они ползали, роясь и уничтожая слабых. Сбивались в клубки, ведомые простейшими инстинктами. Прорехи в реальности затягивали их, отправляя в незатронутые миры.
— Чему быть, тому не миновать.
Максиме прислушивалась.
Боммм! Боммм! Боммм! — рявкали колокола. Гигантские звенья вспахивали реальность. Жар нечистого пламени сжигал и плавил ее. Пепел закружился вокруг, словно снег. Лязг и грохот. Рев и скрежет. Оно приближалось. Оно было свободно. Оно было в ярости. Оно шло убивать миллиардами!
Чугунные когти легко сломили башенный шпиль. Тот улетел вниз, разваливаясь в воздухе. Тварей негатива растерло в кашу. Острые обломки завалили Разврат, пробив накаченное семенем тело. Кулак, сокрушающий миры, растер пойманные сущности в пыль.
Любовь завыла, как умирающее животное. Ее ужас достиг пика. В этот момент она обезумела, сломалась, исчезла, не успев погибнуть от ран. Вид восставшего кошмара, отнял ее у Многомирья.
— Накорми меня! — прогремел Геноцид.
Путь лихорадило. Он страдал как живое существо. Крошился, опадал, вспучивался. Метался между мирами. Что-то причиняло ему ужасную боль. Находясь во множестве измерений, он реагировал на катаклизмы, происходящие в них. Исчезал вместе с обреченными реальностями. Застревал в парадоксах.
Миры гибли один за другим, и Путь был тому доказательством.
— Мы в беде, — констатировал Никола.
Идти становилось все труднее. Дорога тряслась, норовила столкнуть в вечный космос. Иногда она становилась почти отвесной, так что по ней приходилось карабкаться. Но чаще — ныряла вниз, перекручиваясь штопором. Путь исказился настолько, что впереди можно было разглядеть только отдельные фрагменты дороги, застывшие в разных плоскостях.
— Да что ж это такое? — Сальвадор закатил глаза. — И как нам идти дальше?
— Через миры, — подсказал Зигмунд. — Это будет гораздо медленнее, но другого выхода у нас нет.
— Может подождать, пока Путь восстановиться, как вы думаете?
Никола покачал головой.
— Мне кажется, тут небезопасно, — сказал он. — Такое впечатление, что множество миров схлопнулось, разорвав его. Мы не знаем, как далеко может зайти его разрушение…
Он замолчал. Резкий, скрежещущий звук ошеломил героев Многомирья. Они подобрались к краю дороги и увидели необратимый хаос. Обломок поверженного мира пробил границы вечного космоса, словно сломанная кость. Целый континент, покрытый плотной шкурой огня, вышвырнули из своего измерения силой не доступной никому.
Кроме одного существа.
— Клянусь фантазией! — успел пискнуть Сальвадор, до того как ему зажали рот и оттащили от края.
— Мы должны вернуться, — прошептал Зигмунд. — Прямо сейчас. Предупредить…
Его перебил металлический рев, который угрожал всему живому. Клялся в ненависти. И сулил смерть.
Никола отпустил всхлипывающего художника.
— Немедленно, немедленно, — умолял тот.
Титан негатива стоял на краю агонизирующей материи. Он вышел из пламени, обласканный им. Коптящий дым валил от Геноцида плотным столбом, и пепел в нем рассказывал о неотвратимой гибели. Титан взирал на Многомирье и его злобу раздували живые миры. Он скрежетал и неистовствовал, понимая, как много еще сущностей осмеливаются дышать перед его взором.
— Да, — отозвался Никола. — Нам пора. Дальше пути нет. Мы сделали что могли.
Геноцид повернул массивную голову в сторону Пути. В железном зеве светились черепа и скелетообразные останки. Густая кровь вскипела в разломах и трещинах толстой шкуры.
— Позитив.
Троица, еще не веря до конца, что их обнаружили, отползла на середину дороги. Они встали и бросились бежать. Назад, прочь от чудовища.
Но впереди уже светились новые разломы. Из них били потоки расплавленных реальностей. Слышался вой и клокотание. И затихающие мольбы о спасении.
Черные лапы негатива показались очень скоро. Свирепые хищники, такие же голодные, как миллион жертв назад, показали вытянутые морды. Заметив героев, они как горох посыпались вниз. Толкаясь, и разрывая друг друга в клочья, твари сбились в стаю, которая устремилась к ненавистному позитиву. Оставляя за собой кровавый след, они превратились в злобную страсть. Их ненависть чувствовалась кожей.
Никола первый сбросил с себя оцепенение.
— Приготовиться! — крикнул он.
После этого он немного замешкался, так что слово вставил Сальвадор:
— К мучительной смерти?
— Нет! — возразил физик. — Мы — войны позитива. Мы — олицетворенное созидание!
Негатив приближался, лязгая когтями. Жажда убийства разогревала воздух.
— Мы должны выстоять! — провозгласил Никола. — Бейте их разумностью.
Сплотившись, троица ударила в черную волну конусом чистой воли. Негатив воспламенился, подступающие твари споткнулись, разлагаясь под действием адекватности. Идущие за ними пришли в бешенство. Они разорвали тех, кто мешал им, втоптали в Путь.