Длань Одиночества
Шрифт:
Аркас застонал, кусая губы. Его подбородок заливала кровь, разбавленная слюной.
— Это Дно.
— Место для незаконченных, — вслух произнесло ЛПВВ. — Я — незаконченно?
— Да, — Аркас снова зарыдал. — Прости…
— Где мой создатель? Он спит?
— Он мертв, — выдавил Аркас, всхлипывая.
ЛПВВ какое-то время молчало. Оно обошло Никаса и встало справа.
— Я вижу, — произнесло оно мягко. — Они буйствуют. Темные силы убили его и теперь празднуют.
— Не только они. Тебя предали все.
Аркас приподнялся, разглядывая спину ЛПВВ. В полупрозрачной мускульной
Божество посмотрело на него, источая сладкий аромат, и он снова съежился, натягивая на голову вотрот кителя.
— Почему?
— Спроси их сам, — ответил Аркас. — Найди и спроси. Я не могу ответить за них.
Дно переживало последние конвульсии. Айсберг, на котором стояла твердыня, раскалывался и уходил в небытие вместе с оставшимися пустошами. Самооценка горела, падая все ниже.
Это был конец Дна.
— Я вижу только разрушения. Ты. Человек. Поднимись.
Аркас запыхтел, но повернулся к ЛПВВ и медленно встал на ноги.
— Ты можешь закончить меня?
— Нет, — покачал головой Аркас. — Мне это не дано.
ЛПВВ положило два пальца на его плечо.
— Не печалься, — предложило оно. — Можешь следовать за мной. Я отправляюсь вовне, чтобы найти истоки предательства и встретить тьму.
— Спасибо.
Аркас оглянулся назад.
— Я тоже.
Глава 11
Эти топи не обозреть. Не осмыслить. Не хватит неба, чтоб скрыть такую мерзость. Всей цветущей красоты не достаточно будет, чтоб отвлечь Многмирье от болот Безнадежности.
Они заросли споровыми шишками, которые тихо фыркают и кряхтят, разбрасывая миллиарды заразных спор. Их цвета, сизые, ядовито-зеленые и мертвенно-бледные, соперничают с бурым ковром плесени, что покрывает не затопленные поляны. Комковатая ряска колышется на поверхности густой болезненной воды. Она исходит пузырями и едкими испарениями, которые клубятся плотными облаками в полном безветрии.
Жилистые растения сплетаются, образуя непроходимые заросли. Их стебли изрыты ходами ненасытных тварей: неровные отверстия вызывают трипофобию и тошноту. Медленное шевеление крохотных тел мерещится повсюду. Частые кислотные дожди выжигают узкие извилистые тропы, словно путешествуют по болоту.
В отдалении раздаются многоголосые вопли зараженных. Несчастные сущности страдающие вторичностью, бесконечно копируют себя, разрастаясь и тяжелея. Они плачут десятками глаз. Наросты из беспомощных рук и ног, не дают им нормально передвигаться. Образы барахтаются в грязи и тонут в трясинах, но переполненная порчей земля извергает их назад. Они бессмертны и живут в цикле гибели и появлении новых отростков.
В отдалении дрожат темные призраки. Это малые отражения большой сущности. Смерти о ста черепах.
Самобичевании.
Его беззвучные рыдания невозможно услышать. Только увидеть. Когда с раздувшихся деревьев вспархивают стаи многокрылых печалей. Когда скорбные сущности извиваются в топких лужах, раня жирные тела о коряги. Когда рябь проходит по воде и чешуйчатая тоска всплывает из глубин, чтобы в муках дать потомство. Кислотные дожди усиливаются и в туманах множатся силуэты.
— Это бессмысленно, — сказал Чтец Снов. — Мы зашли так далеко. Я уже не помню, кем я был.
Заклинатель Молний посмотрел на него осуждающе. Правда была незваным гостем в этот темный час. Невозможно было передвигаться по колено в гумусе без толики позитивного мышления. Но он и сам знал, что его миссия заканчивается. Путники обессилили: чума подтачивала их. Вдали от Интеллектуального они стали примитивными. Влияние предрассудков, контролирующих зараженные миры, упростили сущность Николы, сделав его колдуном, призывающим молнии. А Зигмунд превратился в сновидца.
Засыпая, он видел кошмары приближающегося конца времен. Чаще всего его испытывали фрагменты какой-то схватки. Меч, выкованный из первобытной жесткости, против безжалостных лап, таких же закаленных и смертоносных.
Никола зарос серыми колтунами, строгая одежда превратилась в шелковые лохмотья. Его спутник выглядел не лучше. Весь увешенный веревочными ловцами снов, он напоминал дикого шамана. Предрассудки сделали их способности и знания мистическими.
— Бессмысленно — поворачивать назад, — сказал Призыватель, исследуя местность перед собой с помощью длинного шеста.
Покряхтывая, он переложил торбу с яйцом с одного плеча на другое. Все время, что он нес его, Заклинатель спиной чувствовал тепло, которое делало ношу живой и значимой.
— Я вижу сны о нашем будущем.
Тревожа нити ловцов, словно играя на струнах, чтец вспоминал сны. Его борода слиплась от засохшей пены, обнаженные голени язвились. Пиявки плагиата сопротивлялись, когда их отрывали от питательной сущности.
— Твои откровения полны яда и горечи, — отмахнулся Призыватель. — Я не хочу знать, как мы умрем. Достаточно просто стоять на месте, чтобы сгинуть. Двигайся.
Измотанный чтец большим трудом вырвал стопу из голодной трясины. Хлюпанье и колебания ряски отпугнули местных сущностей. Обезображенные лица скрылись в глубине. Мимо тяжело прошагала гротескное существо похожее на цаплю. Она заросла грибами и негромко хрипела, неуверенно переставляя ноги о десяти суставах. Они изгибались под разными углами, дрожали, подламывались. Но сущность не останавливалась. Она тоже знала, что остановка посреди трясин — означает мучительное погружение.
Коротко проводив сущность взглядом, Призыватель увидел в этом знак. Усталость была всего лишь предлогом, чтобы все бросить и отдаться течению. Никакой пощады к самому себе. Начиная путь, он представлял этот поход напрасной тратой времени и надеялся на быстрое возвращение. Ведь опала, в которую он угодил, была не вечной и рано или поздно об их проступке забыли бы.
Но теперь такое малодушие было недопустимо.
Нашествие реально! Негатив идет! С ними Геноцид. Он в одиночку может уничтожить все то хорошее, что еще осталось в Многомирье. Обычно мелкие сошки вроде Призывателя, принимали такие новости как приговор. Это был поворот истории, на который они не могли повлиять. Но теперь нечто, способное повлиять на ход событий, попало в руки простого образа.