Длинные руки нейтралитета
Шрифт:
– Доложи, братец, что тут такое стряслось.
Доклад был кратким и емким, как и положено в военном флоте:
– Так что, госпожа дохтур, нога у Семирылова не в порядке с утрева.
– Тогда с нее и начнем. Ну-ка... ага... и что ж ты с ней делал?
По истинно крестьянской привычке в отношении к любому городскому (именно к таковым следовало, по мнению солдата, причислять немку), пострадавший начал с вранья:
–
Намек на свою особу Мариэла, похоже, не поняла. Речь ее наполнилась сочувствием.
– Ай-ай-ай! Так тебе не сказали?
– Что не сказали?
Сочувствие пропало без следа.
– Что мне бесполезно лгать; это дело я сразу распознаю.
Ответ был максимально честным:
– Не сказали.
– Так вот я и говорю. Теперь ты об этом знаешь... Итак: что ты сделал с ногой?
На этот раз здравый смысл потерпел поражение в битве с крестьянской этикой:
– Ить ничего не делал! А она сама за ночь внутре спортилась...
Голос госпожи доктора чуть построжел:
– У меня мало времени. Если я буду слишком долго вытягивать из тебя правду, его может не хватить на остальных раненых, - с этими словами она обвела глазами палату.
Тактический ход оказался действенным. Палата загомонила голосами:
– Вот крест истинный: ничего не видел...
– Ночью дело было, я спал...
– За винищем, небось, бегал; и посейчас аж досюда разит. А с костылями до Моисейкина шинка не дойтить...
Слово было сказано. А унюхать перегар мог бы даже человек, вообще не обладающий магическими способностями.
Интонации голоса Марьи Захаровны стали еще жестче:
– Значит, ходил без костылей, - вопросительные интонации тут и рядом не пробегали, - а ведь насчет этого говорила тебе.
Семирылов пребывал в твердейшем убеждении, что если повиниться, то высекут, самое большее, и никакого иного наказания не последует. Посему он залился слезами и зачастил:
– Богу виноват, Марь Захарна, попутал лукавый, захотелось хлебного винца, походил чуток без костылей, больше не буду...
Одновременно с этой прочувствованной речью солдат истово крестился. Но адвокатские выверты были оборваны прокурорским голосом:
– Ты испортил мою работу. Теперь ее начинать почти что наново и тратить силы на это. Я могла бы спасти еще одного раненого. Ты не дал этого сделать...
Палата, и без того молчавшая, обратилась в одно большое ухо.
– ...так что походи-ка с той ногой, что есть.
–
Сказано было отчетливо и весомо. Все повернули головы на этот уверенный баритон. В дверях стоял доктор Пирогов.
Мариэла вознесла брови высоко вверх:
– Помилуйте, Николай Иванович, да разве я отказывала в лечении? Вовсе нет...
Кое-кто в палате украдкой обменялся взглядом с соседом. Семирылов воспарил духом в небеса.
– ...наоборот, я обязательно буду лечить эту ногу - после того, как вылечу всех остальных раненых и больных.
И милейшая улыбка в придачу.
– И этого сколько ждать?
– туповато поинтересовался любитель выпить.
– Да откуда мне знать?
– последовал встречный вопрос.
– Может быть, пару месяцев или даже больше. А если учесть само лечение, то все три.
Семирылов явно все еще не понимал, что низринут в бездну.
– Так что же, я три месяца ходить не буду? Не по правде это!
– То есть как это 'ходить не буду'?
– картинно удивилась женщина.
– Костыли - вот они.
Пирогов не нашелся, что возразить. Сказать по правде, он не очень-то трудился подыскивать возражения. Многоопытный хирург прекрасно знал, что бывает от пренебрежения врачебными наставлениями.
В полном молчании Мариэла подновила все прочие конструкты и вышла. Пирогов удалился еще раньше.
Семирылов сделал последнюю отчаянную попытку оправдаться:
– Все равно она ведьма! Колдует на православных!
Боцман взял свои костыли и поднялся. Ногу ему пока что предстояло беречь, но руки пребывали в полном порядке. Каждая из них оканчивалась кулаком размером с небольшую дыню. Один из них и был продемонстрирован незадачливому инквизитору.
– Это видел? Вот еще раз чего тявкнешь про матушку Марью Захаровну, так познакомишься...
Сергеич не уточнил последствия этого знакомства.
– ...и притом она-то как раз православная, в церкву ходит, не чета тебе.
– Так я не хотел...
Со стороны других обитателей палаты последовали несколько комментариев, нецензурных по форме и угрожающих по содержанию.
По приказу командира 'Морского дракона' его старший помощник подыскал подходящий баркас: шестнадцативесельный (хотя предполагалось, что они не понадобятся), без течей, с возможностью установки мачты (что Мешков также не полагал нужным). Это плавательное средство вполне могло вместить человек десять с изрядным грузом или же вдвое больше, но без такового.