Длинные тени
Шрифт:
Неровно остриженная голова, к которой за время летнего путешествия в Эль-Джалад приложилась пара подков, камушек и чей-то крепкий кулачище, болела все реже и реже. Спасибо дорогому патрону Бонифиусу — как, все-таки, удачно, что его прокляли, покусали скорпионами, и вынудили потратиться на собственное лечение. Рутферу все эти пузыречки-лекарства тоже отлично помогали.
Но, против уверений господ целителей, вера Огги в Кота-Покровителя не уменьшалась, а росла с каждым часом.
Не далее как три недели назад, когда Рутфер после очередной гулянки возвращался в дом Раддо, именно выскочивший из подворотни кот предупредил его о том, что в темноте могут прятаться существа побольше
Вовремя подавшие голос усатые-хвостатые спасители предупреждали о сорвавшейся с крыши черепице, о том, что на Огги катится потерявшая управление повозка, о том, что не стоит пить пиво, в котором плавают вороньи перья… Последний случай вообще годился для какой-нибудь слезливой детской сказочки. Представьте себе: какая-то старушка угостила Огги румяным яблочком, а случившаяся неподалеку белая холёная кошечка старухи Мильгроу на безобидный фрукт зафырчала, как на собственную смерть. На вопль кошечки выбежали охранники фрателлы, весьма неласково объяснили бродяжке, что не на той улице она подаяние просит; бабка в отместку запустила охранникам в глаз тем самым яблочком и весьма шустро скрылась из виду. Потом мильгроувская кухарка хвасталась, что ее хозяин расщедрился на отраву для мышей, и в качестве подтверждения потрясала яблочным огрызком и посиневшую дохлую мышь, этим самым яблочком причастившуюся. Что-то подозрительно фрукт напоминал угощение странной бабки…
Разве всё вышеперечисленное, и еще с полсотни малых случаев подобного рода, не являются доказательствами того, что Огги Рутфер встал на путь истинный, уверовав в могущество Кота Благославляющего и Милость Дающего? Мяу вам, братья и сестры! Мяу!
У самого Огги сомнений не было. Теперь оставалось изобрести что-нибудь этакое, чтоб и остальных случилось просветление в мозговых извилинах.
Проведя двенадцатый день месяца Гусыни в трудах праведных, а именно — тщательно проинспектировав заведение Кошечки Рилы на предмет разбавления водой спиртных напитков, Рутфер вернулся в дом фрателлы Бонифиуса засветло. Его встретил согласный лай трех красавиц: Любомарты, Лусы и Сонечки.
— У ты моя хорошая… не кусайся, не кусайся… — подластился Рутфер к несостоявшейся чемпионке Гонок по Пустыне. Соня клацнула клыками, метнула пышным хвостом и убежала в конюшню, где копошились ее новорожденные щенки. Человеческая составляющая лающего трио не унималась еще долго. Любомарта с чувством перечисляла, какими «достоинствами» должна обладать особь, которая отважится подарить Огги-остолопу чудо любви и радость семейного очага, Луса громко поддакивала. — На своих мужиков гавкайте! — решительно заявил Рутфер, добравшись до крыльца дома. Луса возмутилась и отстегала забияку полотенцем, решительная Любомарта замахнулась скалкой.
Душевно нахамив обеим фуриям и споткнувшись на лестнице всего лишь три раза, Огги добрался до кабинета фрателлы и свалился на пороге, бодро рапортуя, что готов к новым свершениям.
— Что готов — прекрасно вижу, — холодно заявила донна де Неро.
— Ну, Кайти, или как там тебя, Костяндра… чего ты сердишься, — Огги состроил рожицу обиженного судьбой кролика. Подхватил стул, со второй попытки сумел опуститься на него, а не рядом, и преданно заглянул в черные глаза Кассандры-Аурелии. — Мы ж с тобой сто лет знакомы, можно сказать, родными стали… Держи, я тебе газетку со станции украл.
— Угу, — неопределенно отреагировала иберрийская стервочка. Сделала вид, что полностью погрузилась в изучение новостей «Талерина сегодня». — Я тебя не задерживаю.
— Ты не беспокойся. Я ж тебе завсегда помочь готов, Костяндра ты моя дорогая, — со всей силой, на которую еще был способен, Рутфер замахал руками. Уронил чернильницу, пару документов, любимые счеты господина Раддо и с преувеличенной тщательностью полез поднимать. Оказавшись на полу, Огги решил сделать даме комплимент: — Знаешь, а у тебя ноги…
Кассандра рывком вскочила — так, что стул отлетел на пару шагов, — пнула протянутую к ее юбке руку «товарища» и совершенно неподобающей для хрупкой девушки четырехэтажной фразой объяснила Огги, чтоб не смел к ней прикасаться.
— Я хотел сказать — красивые ножки, — принялся оправдываться Рутфер, ползая перед донной Кассандрой на коленях. — Ну прости, прости. Ты ж знаешь, как я тебя люблю! Еще с тех пор, как ты звалась Кайт и убеждала фрателлу, что можешь обворовать любого пентюха. А сейчас я люблю тебя больше и больше! Знаешь, ты такая красивая…давай, помурлычем сегодня вечерком? Я и молочка украл… — пелаверинец принялся обхлопывать карманы куртки в поисках заветной бутылочки.
— Пшел вон, пьянь подзаборная, — хриплым голосом приказала Кассандра. Она брезгливо отряхнула платье, будто хотела сбросить с него следы рук настырного ухажера. Так как Огги не унимался, девушка весьма решительно подхватила с каминной полки бронзовую статуэтку, перехватила ее, как дубинку и велела выбирать — отправляется ли Рутфер сам, куда ему только что подсказали, или его уносят. На городское кладбище.
— Злая ты, — пожаловался Огги, ползком покидая негостеприимную донну. — а я ведь любя… я, между прочим, от чистого сердца… может, я жениться на тебе хочу? Когда-нибудь потом, а то ведь ты девушка хрупкая, в охране нуждаешься… за изумрудами, опять же, присмотреть надо…
Золотое ожерелье, украшенное крупными изумрудами баснословной ценности, уже давно стало притчей во языцех. Кассандра-Аурелия носила его почти всегда, мало заботясь, чтобы украшение сочеталось с выбранным платьем. Больше того — глазастая Луса усмотрела, что даже тогда, когда донна де Неро выбирает другие драгоценности, она все равно продолжает носить изумрудное ожерелье, скрывая зеленые камни под шарфом или застегнутым воротом. Почему? Такое поведение имело смысл, если бы Кассандра боялась кражи. Или, по примеру восточных красавиц, надеялась унести с собой самые ценные вещи, буде муж внезапно заявит о разводе. Но… но… во-первых, у лучшей воровки герцогства Пелаверинского был доступ не к единственному ожерелье, а как минимум к дюжине, и более ценных, во-вторых, не было восточного мужа, а в-третьих, донна Кассандра не боялась никого и ничего.
Уж в этом-то Огги был уверен. Хвала Великому Мяо, умел разбираться в людях.
Загадочная привязанность иберрийки к старинному украшению и была первой разумной мыслью, посетившей похмельную голову Огги Рутфера. Проснувшись среди ночи, бедолага потратил полчаса, вспоминая, а не наделал ли он сегодня подвигов, а потом стал думать о том, как бы изменить мнение неприступной красотки о своей скромной персоне. Почему бы не спасти от похищения любимую изумрудную побрякушку донны Кассандры-Кайт? Ворья нынче развелось — жуть, куда ни плюнь, всюду воры… Кокуренты, блин!