Длинный путь, трудный путь
Шрифт:
Лейтенант покачал головой.
— Не мою защиту, офицер. Защиту обоза. Теперь любой отряд янки, которому удастся догнать нас, будет предельно осторожен и вряд ли решится стрелять в фургоны.
Оверстрит чувствовал на себе гнев старого разведчика, словно обжигающий жар августовского западного ветра. Он обернулся, чтобы убедиться, что его люди, включая Хатчета, уже оседлали лошадей. Погонщики Союза тоже заняли свои места на фургонах. Сэмми Мак-Гаффина осторожно уложили на стопку одеял в продуктовом фургоне. Оверстрит указал на первый фургон.
— Забирайтесь, офицер.
Через мгновение из дома вышла девушка, держа под мышкой дорожную сумку. Старый Уолтон Шафтер обнял ее здоровой рукой.
— Знаю, нет смысла умолять тебя оставить ее здесь, лейтенант. Поэтому я просто предупреждаю тебя. Если хоть один волос упадет с ее головы, во всем Техасе ты не найдешь места, чтобы спрятаться. Куда бы ты ни пошел, я выслежу тебя. Помни об этом, Оверстрит. А я уж точно не забуду!
Глаза старика показались лейтенанту дулами двуствольного ружья. По коже пробежал озноб.
— Ей никто не причинит вреда, мистер Шафтер — никто, кроме янки. Обещаю вам. Как только мы покинем опасную территорию, я отправлю вашу дочь обратно в сопровождении офицера Пэйса и его людей.
Помогая девушке подняться в фургон, где лежал Сэмми, и сесть рядом с погонщиком, мужчиной средних лет, Оверстрит почувствовал новую волну трепета, когда коснулся ее кожи. Но пронзительный гневный взгляд Линды ударил его словно хлыстом, когда она на мгновение подняла на лейтенанта горящие глаза.
Он вскочил в седло, поднял руку над головой и крикнул:
— Впере-е-е-ед!
6. Трус
Мулы натянули постромки, и одно за другим колеса груженых фургонов начали вращаться. Сопровождаемый звоном цепей и щелканьем кнутов, обоз медленно проехал через ворота. За воротами фургоны повернули направо, и дышла их устремились на юг в сторону Техаса.
Тем временем Оверстрит согнал всех оставшихся солдат-северян и гражданских в небольшой сарай и поставил Васкеса охранять их.
— Оставайся здесь три часа, — сказал он темнокожему солдату. — К этому времени мы должны уйти достаточно далеко, чтобы они не смогли навредить нам, имея возможность передвигаться только пешком.
Затем лейтенант повернулся и пошел вслед за висевшей в воздухе тонкой пылью, поднятой обозом. Лучи солнца только начали пробиваться сквозь дымку над горами, и вершины отбрасывали на долину длинные зазубренные тени, далеко убегающие по изборожденной трещинами земле. В холодном утреннем воздухе стоял пар, поднимавшийся от тяжело идущих мулов и раздувающих ноздри лошадей.
Оверстрит скорее почувствовал, чем увидел лошадь Уиллера рядом с собой.
— Что ж, сэр, — сказал капрал, — кажется мы на пути… в ад или в форт Блисс, смотря что встретится нам первым.
С того времени, когда свет утренней зари веером залил бесконечную, изрезанную даль, Оверстрит то и дело оборачивался в седле, с тревогой всматриваясь через плечо в поисках столба пыли, всадника или пешего человека. Каждый раз, когда его взгляд возвращался к мерно движущимся фургонам, легкая улыбка трогала его губы. Но вскоре беспокойство снова овладевало им, и он снова вынужден был оборачиваться.
Незадолго до полудня их нагнал Васкес, благоразумно пустивший свою лошадь сберегающей силы рысью.
— Были какие-нибудь проблемы? — осведомился лейтенант.
Васкес улыбнулся, показав широкий ряд сверкающих зубов под коротко остриженными черными усами.
— Только с толстяком команчеро, Боуденом. Он попытался выпрыгнуть в окно. Я пустил ему пулю вслед, она прошла аккурат в миллиметре от его головы. Ай, какими проклятьями он осыпал мою бедную голову! — Солдат хохотнул, затем вмиг посерьезнел. — Думаю, этого человека стоит бояться, лейтенант. Он еще опаснее, чем янки.
В полдень Оверстрит остановил обоз у небольшого водопоя, чтобы животные могли отдохнуть и напиться, а солдаты — перекусить наскоро приготовленными галетами и холодным беконом. Он отправил Уиллера проверить груз в каждом фургоне, чтобы убедиться, что его везут достаточно осторожно.
Через несколько минут у последних фургонов послышались резкие голоса. Оверстрит увидел, как Чейни Хатчет, прижавшись спиной к задней двери фургона, потрясает кулаком над Уиллером.
— Что здесь происходит? — рявкнул лейтенант, подбегая к мужчинам.
Хатчет развернулся к нему. В его водянистых голубых глазах зажегся дерзкий огонек, и он со злостью схватил свою правую руку левой.
— Я просто сказал Уиллеру, что уже проверил фургон и он может уходить.
Оверстрит мгновенно догадался, в чем дело.
— Что ты прячешь в этом фургоне, Хатчет?
Пятна краски проступили на впалых щеках Хатчета сквозь слой пыли.
— Ничего, лейтенант. Я просто сказал, что здесь все в порядке, и я не люблю, когда меня считают лжецом.
Оверстрит, облизнув внезапно пересохшие губы, шагнул вперед.
— Отойди в сторону, Хатчет. Я сам проверю этот фургон.
Хатчет схватил его за плечо и дернул назад, но лейтенант успел увидеть маленькую черную шкатулку, втиснутую между двумя ящиками с винтовками. Его окатила жаркая волна гнева.
— Значит, ты снова прокрался в комнату девушки и украл ее шкатулку с драгоценностями!
Хатчет молниеносно, словно заяц, юркнул в фургон и схватил шкатулку. Когда он выпрыгнул обратно, правая рука его лежала на рукоятке пристегнутого к поясу пистолета.