Длинный путь, трудный путь
Шрифт:
Шафтер уронил руку. Лицо его покрылось пятнами, голубые глаза стали жесткими.
Линда Шафтер шагнула вперед, сжав кулаки.
— Янки не отдадут фургоны так просто, лейтенант. Вы знаете это. С обеих сторон будут умирать люди, сражаясь за них. А потом, если вы победите, то возьмете оружие и используете его, чтобы убивать других солдат. Вы не считаете, что убийств уже достаточно?
Оверстрит оттолкнулся от стены и снова встал прямо. Он пристально смотрел в молящие темные глаза девушки, чувствуя, как внутри нарастает сожаление, и борясь с ним.
— Убийств действительно было слишком много. Но будет несправедливостью по отношению к погибшим, если мы сдадимся, пока у нас остается хоть крупица надежды.
Лейтенант надел шляпу, собираясь уходить, и добавил:
— Боюсь, с этого момента нам придется следить за вами. — При этих словах горло его сжалось. — То есть если вы не дадите мне слово, что не попытаетесь бежать или послать за подмогой.
Девушка дерзко взглянула на него.
— Вы знаете, что мы не дадим слова. Если у нас будет шанс, мы обязательно пошлем предупреждение.
— Это ваш выбор. — Оверстрит поклонился с серьезным видом. — Мне очень жаль.
Уходя, он слышал, как Шафтер сказал дочери:
— Он солдат, Линда. Союзник или нет, он солдат.
В последующие часы Оверстрит дюжину раз подходил к караульным, расположившимся на возвышении в нескольких сотнях ярдов к северу от основного здания. Он брал бинокль, одолженный Уиллеру, и обводил взглядом мерцающий горизонт.
— Ты ничего не видел, Тилли?
— Нет, пока ни намека на обоз.
Лейтенант возвращался в дом, пиная комья грязи носками ботинок и в нетерпении барабаня пальцами по бедру.
Снова и снова его мысли возвращались к девушке, и он находил в этом мрачное удовольствие. Оверстрит говорил себе, что Линда на стороне врага, и его тянет к ней только потому, что он давно уже не был с женщиной. Тем не менее лейтенант снова поскреб щетинистый подбородок и отправился искать бритву и мыло.
Позже он навестил Сэмми Мак-Гаффина. Раненый парнишка лежал на грубо сколоченной кровати и матрасе, набитом кукурузной шелухой. Похудевшее лицо его было бледным. Увидев входящего Оверстрита, он попытался приподняться на локте.
— Тебе нужно лежать, Сэмми, и не волноваться, — сказал лейтенант.
Парнишка покачал головой.
— Я поправлюсь, сэр. — Он помедлил, и сквозь боль на его лице проступила тревога. — Насчет тех фургонов, сэр… Надеюсь, они прибудут сегодня?
— Я сам хотел бы это знать, — Оверстрит присел на край кровати. — Готов отдать десять тонн золота янки, чтобы эти фургоны прибыли сегодня до наступления ночи. Каждый час ожидания означает, что идущая за нами колонна армии Севера становится к нам на один час ближе.
Оверстрит увидел, как задрожали руки мальчика.
— Жестокий бой будет за эти фургоны, да, сэр? — Сэмми пытался совладать со своим голосом.
— Возможно, — кивнул лейтенант.
— Если мы проиграем, сэр… — голос мальчика все-таки дрогнул, — мы попадем в тюрьму к янки. Они бросят нас в темницу и оставят там гнить. — Его голос сорвался, и парнишка зарыдал. — Я боюсь, сэр! Я не хочу оказаться в тюрьме!
Оверстрит положил руку на худенькое плечо.
— Не волнуйся, Сэмми. Ты не попадешь в тюрьму.
Он встал и с помрачневшим лицом вышел из комнаты. Прежде лейтенант намеревался оставить Сэмми здесь, где он мог бы отдохнуть и получить уход. Но теперь он знал: чего бы это ни стоило, он возьмет юношу с собой.
Солнце уже клонилось к горным вершинам на западе, когда на ранчо рысью примчался часовой, по грязному лицу его стекали струйки пота.
— Фургоны, сэр! Движутся к нам, примерно в миле отсюда. Насчитал двенадцать. Два человека в авангарде, скачут верхом в нашу сторону.
Чувствуя нарастающее возбуждение, Оверстрит начал раздавать приказы.
— Отведите лошадей в заросли и спрячьте из виду. Соберите всех штатских в одну комнату. Разместитесь вокруг здания, держите оружие наготове.
Жителей ранчо согнали во внутренний дворик. Оверстрит вышел вместе с ними.
— Мы постараемся все устроить так, чтобы никто не погиб, — сказал он. — Лучше всего вы поможете нам, если будете вести себя тихо и спокойно.
Взглянув в окно, лейтенант увидел, что два всадника янки почти достигли внешних ворот. Вспотевшими руками Оверстрит достал свой кольт.
— Мистер Шафтер, выйдите и встаньте в дверях патио, чтобы они могли видеть вас. Не пытайтесь подать сигнал… если не хотите, чтобы погибли люди.
Шафтер встал в арке. Лейтенант отступил назад, но продолжал наблюдать, как два солдата из армии северян осторожно приближаются к ранчо. Оба натянули поводья. Один, высокий человек в сержантской форме, держал перед собой седельный карабин. Другой — судя по одежде, офицер — положил руку на рукоять пистолета, не доставая его из кобуры.
Тяжело дыша, Оверстрит прошептал:
— Шафтер, помашите им, чтобы они вошли. Скажите им, что все спокойно. Помните: одно неверное движение, и они умрут.
Он видел, как шея Шафтера залилась краской. Владелец ранчо поднял здоровую руку, приветствуя входящих на индейский манер.
— Спускайтесь с коней и входите, — ровным голосом сказал он.
Офицер Союза подозрительно обвел взглядом двор и патио.
— Полагаю, вы — Шафтер?
Шафтер кивнул.
Капитан-янки наконец расслабился и спрыгнул на песок. Капрал из вежливости спрятал карабин в кобуру, затем последовал примеру офицера.