Для тебя моя кровь
Шрифт:
Ну вот, теперь можно и о полезном, сам завёл этот разговор, значит никаких подозрений своим любопытством не вызову.
– А они часто прилетают сюда?
– Часто. Они поставляют нам вашу бытовую технику.
– Когда твоя свадьба?
Вопрос выскочил сам собой, я даже не успела его обдумать.
– Через месяц. Всё уже готово к обряду.
– Ты её любишь?
Ох и дура я набитая! Мне то это зачем? Любит, не любит, какая разница, если я всё равно решила драпать? Лишний глоток только потратила. Кружечка то не безразмерная, а спросить нужно о многом.
– Она моя невеста.
Как
Я стряхнула руку со своего колена и отодвинулась. Пусто, одиноко, неуютно, но так надо, так правильно.
Потом были вопросы о городе, о магазинах бытовой техники, гостиницах, барах, аэропорте. Мне хотелось побольше узнать об Эвилах, где их, вероятнее всего, можно встретить, как до них добраться. Но ведь не спросишь напрямик. Чашка опустела, а мне всё казалась, что я так и ничего не узнала. Навалилась усталость и хандра. Пойду туда, не зная куда, искать то, не зная что. Неизвестность и неопределённость всегда меня страшили. Да, у меня в запасе месяц. Целый месяц моря, солнца, зелени сада, близости Вилмара. Но стоит ли тянуть, стоит ли себя обманывать? Нет уж, план необходимо привести в исполнения как можно раньше.
– Послушай меня внимательно, малыш- заговорил Вилмар после непродолжительного молчания, во время которого в моей душе велась война между желанием выпроводить его из моей комнаты и попросить, чтобы он остался. – Мне нужно будет покинуть тебя на несколько дней, я получил задание.
Как же это произошло? Расстояние между нами вновь сократилась. Он сидел рядом, обвив кольцом из своих рук, а я рассеяно гладила его рельефную спину. Ткань рубашки мешала липла к вспотевшим ладошкам. Содрать бы её, эту дурацкую тряпку, растерзать в клочья, чтобы ничего не препятствовало ощущать гладкость кожи, твёрдость накаченных, тренированных мышц.
– Я могу заблокировать ворота, но мне хочется, чтобы наши отношения строились на доверии и взаимном уважении. По этому, я оставляю лишь защиту от внешнего вторжения, чтобы тебя никто не побеспокоил. Мне три- сто лет, меня не так то легко одурачить, дум аешь я не догадался, почему ты заинтересовалась Эвилами? Ты решила сбежать Инга, я ведь правильно тебя понял?
Серьёзные и ,какие- то, печальные глаза укоряли, осуждали, смотрели разочаровано, словно хотели сказать:» Эх, а мы то думали, что ты умнее».
– Даже не вздумай выйти в город. Расценивай это как хочешь, как просьбу, как приказ, мне всё равно. Главное – не делай глупостей. Мне бы не хотелось потерять тебя вновь.
А я уже не понимала, о чём он говорит. Зачем мне куда – то бежать, если здесь и сейчас так хорошо. Если меня накрывает с головой чувство безопасности, защищённости, осознания своей необходимости этому мужчине. Как же хочется прижаться к нему так тесно, чтобы не осталось пространства между нашими телами, врасти в него, влиться в его вены и побежать по ним с кровью.
Губы Вилмара были мягкими, осторожными и тёплыми. Мы целовались долго, сладко, но в то же время мучительно. Не хватало воздуха, реальность уплывала. Существовали лишь эти сладкие губы, сильные, но невероятно нежные руки, золотые пряди волос, в которых путались мои пальцы, наше прерывистое дыхание.
Вот уже одежда, такая мешающая, стесняющая движения летит на пол. Дорожка из нежных, трепетных поцелуев бежит по моей коже. Прикосновения губ везде, на шее, под ключицами, на груди, вокруг сосков. Но мне мало, моя кожа звенит, требует всё больше и больше прикосновений, Тело изнывает от желания, Низ живота разры вается от сладкой, тянущей боли. А губы и руки Вилмара продолжают путешествовать по моему телу мягко, до слёз, до головокружения, бережно, словно боясь напугать, ненароком обидеть, изучая, проверяя реакцию. Вжимаюсь в него, всей поверхностью себя, чтобы слиться с ним, стать его частью, раствориться в нём. Наши тела сплетаются, Дыхание и сердцебиение становится общим, одно на двоих. Он проникает в меня, и окружающий мир исчезает. Теперь мы пребываем в другой реальности, в другом измерении. Я прибрежная галька, на которую ласково накатывают морские волны, я солнечный свет, растворяющийся, дробящийся на водной глади, я трава, пригибаемая тёплым летним ветром. Внезапно всё вокруг взрывается и осыпается тысячей разноцветных звёздочек. Кричу, от непереносимой, всепоглощающей, безграничной, сводящей с ума радости, и уже не чувствую, как в шею впиваются острые клыки.
Глава 9
За окном занимался ленивый, болезненный сероватый рассвет, вязкий и тусклый, словно перловая каша. Дождевые капли вяло стучали по крыше и листве деревьев, которые в пасмурной мгле казались тёмными и печальными. Терпкий запах мокрой земли, травы, напоенной влагой, навивал воспоминания о раннем детстве, когда нас, воспитанников детского сада выводили на улицу в дождливую погоду, но бегать по лужам не разрешали. И мы стояли разноцветной кучкой в беседке, вдыхая вот такой же запах беспричинной грусти.
Мучительно хотелось пить, но сил, чтобы подняться и отправиться на кухню за стаканом воды, не было. Я то просыпалась и вслушивалась в монотонную песню дождя, то вновь проваливалась в липкий тревожный полусон, в котором мне протягивали кружку с вожделенной водой, но я никак не могла её получить. То кружка разбивалась, то дающий вдруг выпивал всё сам, не оставив мне и капли. Я рывком выныривала в реальность и вновь попадала в комнату с серым квадратом окна и стучащим дождём. Моё тело отказывалось мне служить, руки казались ватными, голова, стоило её оторвать от подушки, начинала гудеть. Тошнотворное головокружение, выматывающая слабость, желание провалиться в сон, но не такой, где к моим губам подносят воду, а в спасительный, непроглядно- чёрный, без красок и образов. Я сжалась в комок, подобрав под себя ноги и руки, уткнувшись лицом в подушку, чтобы согреться, чтобы защитить себя от гадкого холодка, ворвавшегося из приоткрытой форточки. Позвать на помощь? Но как? Во рту всё пересохло, едва ли мне удас тся произнести хоть слово. Мне никто не поможет, Вилмар уехал, оставив меня одну в этом доме, умирать от жажды, от холода, от слабости. Он получил всё, что хотел получить от источника, использовал его по прямому назначению. К чему теперь вампиру возиться со мной, думать о том, как я себя чувствую после кровопотери. Ведь мы, люди, отпив молока из бутылки не задаёмся вопросом, а как чувствует себя бутылка, оставшись на половину пустой? Вот и я для него всего- навсего сосуд с кровью, поильник и не больше. От осознания этого мне стало ещё гаже. Щёки опалила краска стыда. Мне стало стыдно за эту, проведённую с ним, ночь, за свои сладострастные стоны, за поцелуи, которые я позволяла дарить мне, которые дарила ему я. А ведь свадьба дорогого Вилмарчика уже не за горами, и в этот дом войдёт Адамина, и счастливая супружеская пара будет высасывать мою кровь вместе, распивать, словно бутылку вина. Дождь усилился. Теперь он нещадно лупил по листве, отбивал чечётку на садовых дорожках. Протянуть руку в открытое окно, набрать дождевой воды в ладонь, поднести её к губам, что может быть проще? Но где найти силы, чтобы подняться, чтобы встать босыми ступнями на ворсистый ковёр и сделать несколько шагов по направлению к окну?
Мысли вновь начали смешиваться, я перестала соображать, где нахожусь. В шуме дождя мне чудились слова обидные, угрожающие. Дождь вкрадчиво нашёптывал мне о том какая я жалкая, слабая, глупая.: « Ты умрёшь, глупышка, Ты погибнешь, слушай меня, не дыши, не дыши…»
Большие горячие ладони прошлись по моей спине, расслабляя, успокаивая.
– Ты уже проснулась, девочка моя? – раздался голос в самое ухо.