Для вкуса добавить "карри", или Катализатор для планеты
Шрифт:
– Кари... Кари... Успокойся...
– Мозговой уже не кричал, а мягко и нежно пытался наладить контакт.
– Это не камера, не думай глупостей... Он переживает за тебя, он влюбился без памяти... И ему нужно время, чтобы успокоиться... Неужели ты этого не понимаешь?!
– Да что ты его защищаешь?! Он меня запер! Он нас запер!
– Но ты же сбежишь...
– Конечно, сбегу! При первом же удобном случае! Можешь не сомневаться!
– Глупо...
– Сам дурак! Вот если бы не это, - и я злобно постучала в запертую дверь, - то может я ещё бы
– Не буду, - голос Мозгового был твёрд и холоден.
– Не будешь?! Ах, вот как, значит! Хорошо! Я сама, сама выберусь, без твоей помощи! Но запомни! В твоей библиотеке ноги моей больше не будет! Понял?!
От нахлынувшей злости, я забарабанила в дерево:
– Выпусти меня! Выпусти немедленно! Ают! Открой! Открой сейчас же! Да чтоб тебя штормом смыло! Цунами на твою голову! Да чтобы ты руки-ноги себе переломал, гад!
Но всё было бесполезно. Снаружи ни каких звуков не доносилось, лишь пару раз мне показалось, что кто-то вздыхает, только непонятно где... Я бухнулась на койку и уставилась в пустоту: "Он меня что?! До самого Латраса не выпустит?! Вот это будет номер... Ладно... Утро вечера мудренее... Посмотрим, что будет завтра".
Я зажгла фонарь и лампу, немного перекусила из своих запасов, так как к ужину приступить не получилось, и достала влажный лимм, для успокоения. Потом подвесила зеркало на крючок и натянула костюм. Он очень быстро приобрёл температуру тела и даже начал немного согревать. Классная всё-таки штука! Ещё какое-то время я покрутилась, принимая различные позы и пытаясь, при слабом свете, разглядеть детали, а потом так и улеглась на койку, закутавшись в одеяло. Думала, что от переизбытка эмоций не усну, но ошиблась. Заснула, почти сразу.
Сначала мне приснился Макс. Будто мы переплываем с ним какое-то горное озеро. Я держусь за его доспехи, а он постоянно оглядывается и спрашивает:
– Ну как? Ты не устала?
Я фыркаю, как тюлень, и отвечаю:
– Нет, не волнуйся, не устала. У нас всё получится... Всё получится...
Потом кадры резко поменялись, и я оказалась в лесу на живописной полянке. Сижу на поваленном дереве и держу в руках голубенькие цветики, отбивающие запах. Позади трещит ветка, и я оглядываюсь. Среди деревьев стоит Карелл. В одной руке он держит обнажённый меч, а в другой, свёрнутую в моток, каморту. Потом он поднимает руку с верёвкой и говорит:
– Соскучилась?! А мы очень скучали без тебя, отари... особенно, твоя подружка...
– и бросает каморту на меня, как лассо.
Я пытаюсь уклониться, но петля захватывает ногу и плотно сжимает. Тогда я выхватываю кинжал, разрезаю ладонь, и алая струя льётся на петлю. "Слепая смерть" начинает пузыриться, будто закипать, и растворяется, прямо на глазах. Я сдёргиваю её и бегу в заросли. Позади раздаётся дикий крик... Я оборачиваюсь и вижу... Леса нет, полянки нет, а кругом, во все стороны до самого горизонта, гигантское, колышущееся "райское поле" и... Карелл, которого медленно засасывает топь. Я разворачиваюсь и иду к нему, а он кричит мне и шрам на его щеке уродливо дёргается:
– Нет! Нет! Стой! Ты погибнешь! Нет!
Я продолжаю идти к нему и когда приближаюсь, вижу: он погружён уже по пояс. Я протягиваю ему окровавленную руку, и его глаза расширяются от ужаса. Потом он закрывает лицо ладонями и шепчет:
– Отари... Отари... Прости меня... Отари... Прости...
А вокруг, огромные волны сине-зелёной травы перекатываются по всему пространству. Потом зыбкая почва под ногами тоже начинает ходить ходуном, но меня это совсем не пугает. Мне весело! Я качаюсь на этих волнах и хохочу во весь голос. Смотрю на Карелла и опять протягиваю ему окровавленную руку:
– Пойдём! Пойдём со мной! Ты всё сможешь, если пересилишь страх!
Он поднимает голову, смотрит прямо в глаза и... хватается за меня.
Проснулась я от того, что свалилась с койки и ударилась лбом о ведро. В каюте полный мрак, всё бешено качается и грохочет. Завывания ветра, перекрывают треск досок и доносящиеся с палубы крики. Шторм! Это шторм! Наощупь я доползла до двери, поднялась на ноги и принялась барабанить:
– Откройте! Выпустите меня! Откройте!
"Как мы оказались в море?! Стоять ещё больше суток! Сколько же я спала?! Ничего не понимаю!"
– Откройте! Ают! Данко! Откройте!
В панике я метнулась к окну. Мокрый, холодный ветер ворвался в маленькую каюту. Меня отшвырнуло на пол. Вдруг дверь сильно дёрнули:
– Кари! Кари! Открой! Нас в море уносит! Тут нельзя оставаться!
– Там замок, Данко! Снаружи! Я не могу выйти! Ают меня запер!
– Что?!
– послышалось лязганье замка и ругательства.
– Где Ают?! Ключ у него!
– Я не знаю! Его нет нигде! Мы не можем его найти! Мачта упала и он исчез! Я сейчас!
Послышался топот, потом вопли, а потом стук и треск ломающегося дерева. Данко рубил дверь топором. Впопыхах я нашла штаны и тунику и, валяясь по полу от жуткой качки, натянула на себя. Дверь с треском рухнула, и крики помощника перекрыли рёв ветра:
– Кари! Ты где?!
– Я тут! Всё нормально.
Он откинул доски и помог подняться:
– Данко?! Что случилось?! Почему мы в море?! Что происходит?!
– Потом! Всё потом! Сиди пока здесь, а я к ребятам!
– и бросился наверх.
Я сидела, вцепившись в перила ступеней и гадала, что сейчас, день или ночь? Молнии рассекали небо, а от громовых раскатов, закладывало уши. Вдруг оглушительный треск раздался прямо над головой. С поросячьим визгом я рванула на палубу, в сплошную пелену дождя и ветра.
Наверху царил полный хаос. Одной мачты уже не было, а из всей команды я заметила только троих: Данко, Лиама, мужики называли его Чёрный Ли, за самый смуглый цвет кожи, и Кулана. Больше никого не было видно. "А где же капитан?! Неужели его смыло за борт?!" Я оглядывала стонущую от ударов стихии "Медузу", пытаясь, в свете молний, хоть что-то разглядеть: "Накаркала! Это же я, дура такая, накаркала! Да, чтоб мне провалиться!"