ДМБ: Упал, отжался!
Шрифт:
– Кто как, а я спать. Если тут это дело вообще получится, - вздохнул Простаков, пытаясь поудобнее устроиться на койке. Мешало ему не то, что она была жесткой и холодной - охотнику не привыкать, - а грустное и непреодолимое обстоятельство: местные арестанты, похоже, все как один отличались мелким ростом и узкими плечами. Как ни ложился Леха, как ни складывался, все было напрасно: полностью поместиться на твердой поверхности ему не удавалось. Постоянно что-нибудь повисало на некоторой высоте над полом и начинало медленно, но неуклонно следовать закону всемирного тяготения. Стоило хоть на секунду полностью расслабиться, как раздавался глухой стук упавшей руки или ноги, и было до обидного ясно, что ночью за ними сможет последовать все остальное.
– Блин, на пол, что ли, лечь?
– Ага, и под утро добренький старлей плеснет тебе туда водички. Чтобы мягче было.
– Валетову места хватало с избытком, но спать не хотелось совершенно. Он лежал, закинув руки под голову, разглядывал ржавые пятна на потолке и вспоминал события последних дней. Как тут, однако, быстро все! В Чернодырье служба шла ме-е-едленно, почти по-деревенски. Впрочем, почему же «почти»?
А тут все-таки столица, какая уж есть… И темпы соответствующие.
И вообще, блин, будет о чем рассказать на гражданке.
– Витек! Слышь, Резина! А ты дембельский альбом делать будешь?
– Ну… - сонно отозвался Резинкин. После того как он научился спать в кабине «шишиги», размер и качество койки его перестали волновать совершенно. Равно как и ее наличие или отсутствие.
– Что «ну»?!
– возмутился Фрол.
– Вот мы тут, может, в самое интересное место за всю службу попали, а как ты его нарисуешь? Не-е, Резина, надо фотоаппарат доставать. Мы с тобой, считай, почти деды, нам уже пора карточками обзаводиться.
– Обзавелся тут один такой, - проворчал беспокойно ерзающий Простаков.
– Ты че, забыл, что тут все секретно? Ты хоть рядом с деревом снимись, тебя вычислят и повяжут. У них здесь строго.
– Леха тяжело вздохнул и добавил громким шепотом: - Ты что, про ихнего особиста забыл? Этот, блин, товарищ майор у тебя за спиной еще до щелчка окажется!
– Ничего, мы осторожненько, потихонечку, - пробормотал Валетов, изо всех сил пытаясь не потерять уверенность в своих силах.
– Не может он сразу везде быть…
– Да кто его знает, этого майора!
– Резинкин отвернулся носом к стенке.
– Слушай, давай спать, а то завтра припашут куда-нибудь. И вообще, где ты тут аппарат достанешь? И бабки на него?
– Не веришь ты в способности своего друга, не веришь, Витек… У летехи нашего почти штука баксов, можно подкатиться. Там и нужен-то от силы полтинник, нам «мыльницы» за глаза хватит. А купить я и через Светку смогу.
– Фрол самодовольно улыбнулся.
– Это запросто. Может, у гражданских тут свободно продается, а нет - вон, до Вольска полчаса ехать, даже меньше, и там-то уж точно есть.
– Была у нас штука баксов, да уже кончилась.
– Героические попытки Гулливера устроиться на лилипутской кровати не увенчались успехом, и Леха вполне справедливо решил, что иногда лучше хорошо сидеть, чем плохо лежать.
– Не слышал, что ли, как Васьков делиться предлагал? Так что на спички нам оставят, а на курево уже не хватит, вот попомнишь мои слова!
– Так, погоди, я чего-то не понял, - при слове «курево» что-то с громким щелчком перемкнуло в утомленном мозгу Резинкина, и спать ему сразу же перехотелось.
– Где, ты говоришь, эта Светка работает? В аптеке?
– Точно. Я у нее вазелин для Мудацкого и покупал.
– Валетов мечтательно улыбнулся.
– Договорились в воскресенье встретиться. Мы же в субботу отсюда выходим, я ничего не перепутал?
– Пока что нет. Валет, ты что, не просек еще?
– Резинкин опасливо покосился на дверь и зашептал: - Нет, ребята, это нам повезло так врезаться! Слушай, может, она нам чего-нибудь поинтереснее «мыльницы» достанет?
– Тебе что, своих колес мало?
– Фрол посмотрел на друга как-то настороженно.
– На «шишиге» четыре, на бээрдэме четыре… Может, хватит, а? Была бы она заведующая, а так… Там же все на учете, Витек! Не посадят, так уволят. Что, думаешь, я не спросил?
– На «шишиге» пять, запаску забыл. А бээрдэмке ты загляни под брюхо, когда выйдем. Еще четыре найдешь, - сварливо заметил Резинкин.
– Учет, учет… Долго ли, умеючи! Если хочешь знать, можно и тем, что без рецептов, обдолбиться, только знать нужно, чем и сколько. Вот, блин, большие деньги у тебя были, всегда мог чего-нибудь хорошее достать… Ладно, хрен с ними, с колесами, но хоть спирт у нее купить можно?
– Да ладно вам!
– Простаков наблюдал за начавшейся перепалкой с здоровым сибирским юмором.
– Все, что ли, купили? Тогда давайте делиться! Только сначала ты мне скажи, умник, как ты собираешься через три забора к ней двигать? На вертолете подлетишь?
– За-або-о-оры… - насмешливо протянул Валетов.
– Ты че, Леха, первый день в армии? Так давай мы тебя обратно в духи произведем…
Договорить Фрол не успел. Зато успел подумать, что камера «губы» - слишком маленькое помещение для подобных шуток. И потолки в ней низкие. Не вставая с койки, Леха дотянулся до пятнистого воротника приятеля, потом поднялся - и Валетов почувствовал, как за шиворот сыплется потревоженная затылком побелка. Перед носом, закрывая открывшийся с высоты вид, маячила сложенная из мозолистых пальцев кувалда.
– Дух, говоришь?
– глаза Простакова опасно и знакомо блеснули красным.
– Щас тебе будет дух… Щас он у тебя кончится… Щас я тебе его повышибу!..
– Леха, Леха, погоди!
– заверещал Резинкин, цепляясь за держащую Валетова руку и подтягиваясь на ней, как на турнике.
С той, разумеется, разницей, что рука была гораздо толще и хвататься за нее было не так удобно.
– Пусть он сначала договорит! Пусть скажет, как отсюда бегать можно!
Медленно, очень медленно опускался Валетов на пол. До последнего момента он не был уверен в том, что когда-нибудь ему самому удастся воспользоваться разведанными накануне маршрутами. На мрачном Лехином лице Фрол уже прочитал свой приговор, и ясно было, что с мораторием на смертную казнь и прочими штучками культурной Европы младший сержант Простаков совершенно не согласен. Однако вот уже потолок снова оказался где-то высоко… Вот и ботинки коснулись серого цемента, и кулак отодвинулся - и ничего, можно жить. Опять получилось.