Дмитрий Кантемир
Шрифт:
Значительное внимание Кантемир уделил и категории «отношение». Специально останавливаясь на этой категории, он выделяет следующие понятия, выражающие отношения: «мера», «количество» и «величина»; «движение», «пространство» и «время»; «причина» и «следствие»; «единичное», «особенное» и «всеобщее».
В трактовке пространственно-временных отношений Д. Кантемир обнаруживает явную непоследовательность и противоречивость. Пространство и время, заявляет он в «Метафизике», суть характеристики бытия природных тел; все тела пребывают в пространстве и во времени. Пространство состоит из субстанции и пустоты, делающей возможным их разнообразное движение (см. 11, 72–73). Однако в этой же работе утверждается, что пространство представляет собой протяженность, целиком заполненную материей, субстанцией, которая обладает определенной плотностью, исключающей пустоту. «В природе нет пустоты» (11, 217), «В бытии какого-то
Что касается времени, то здесь молдавский мыслитель выступил против Аристотеля. Последний, как известно, разделял идею бесконечности времени, которое рассматривал в соотношении с движением. Время, по его мнению, не то же, что и движение. Первое протекает равномерно, а второе может замедляться или ускоряться. И тем не менее время связано с движением. Подобно тому как движение совершается в пространстве, так и время проявляется в движении. Из Аристотелевой трактовки соотношения движения, пространства и времени вытекают враждебные христианской догматике выводы, согласно которым вечно не только время, но и движение. А раз так, то бог не является «перводвигателем».
Подобную точку зрения Д. Кантемир считает неприемлемой. Аристотель, утверждает он, ошибается, видя в самой природе «начало движения и покоя» и определяя время как «меру движения и покоя» (11, 207). В действительности «время есть нечто реальное, есть существование, существующее через действие, не зависящее от действия, от последовательности движущихся тел, от самих движущихся тел, от интеллекта, жизни, числа…» (11, 241). Оно носит интеллигибельный характер и отличается от длительности существования вещей, доступных нашим чувствам. Время есть единая универсальность и универсальное единство. Кантемир не понял Аристотеля. Последний, определяя время как меру движения и тем самым подходя к пониманию единства движения и времени, отнюдь не ставил время в зависимость от движения или от измеряющего субъекта.
Против Аристотелева определения времени Кантемир выдвигает также следующий аргумент: «Если время является мерой движения, то движения какого тела является оно мерой?» (11, 219). Налицо многообразие движений, что должно вызвать и многообразие мер, а следовательно, и времени, что в принципе невозможно. В действительности «мера случайна и дополнительна измеряемой вещи, следовательно, мера по природе своей последующа измеряемой вещи» (11, 207). (Заметим, что категорию меры как конкретного выражения единства количественной и качественной определенности предметов Кантемир не исследовал. Он коснулся ее лишь в связи с рассмотрением определения времени, данного Стагиритом.) В вопросе о том, дискретно ли время, или же оно беспрерывно, Д. Кантемир целиком разделял точку зрения Аристотеля и пропагандировал идею непрерывности времени. По его мнению, время не может состоять из неделимых, т. е. математических, точек. Если бы оно состояло из таких точек, оно было бы прерывным. Но этого быть не может; «в качестве сущности существования и свойства время есть то, что ни по природе, ни по разуму и, наконец, ни по желанию нельзя разъединить» (11, 250).
В связи с толкованием проблемы времени Кантемир высказал ряд интересных суждений. Весна, лето, осень и зима, писал он, не являются временем, ни даже частицами его, а «всего лишь метеорологическими терминами, которые происходят во времени», подобно тому как детство, зрелость и старость человека не являются временем или его частями, а лишь «последовательностью возрастов, происходящих во времени» (11, 238). Точно так же отсчитываемые нами столетия, годы, дни, часы, минуты, секунды не порождают времени, а являются наблюдениями и отметками движений, которыми человек пользуется для удобства. Время нельзя ни ускорить, ни удлинить, оно «есть сама вечность» (11, 238). Это положение является исходным в критике Кантемиром субъективистского определения времени. Он считал неверным доказывать существование времени исходя из наличия положений «ранее» и «после», как это делал Аристотель. Ведь в таком случае признание существования времени ставится в зависимость от понимания последовательности, а это приводит к абсурдному выводу, «что если бы мы не понимали последовательности времени, то, конечно, и времени не было бы» (11, 225). Если полагать, что время есть то, что мы отсчитываем, меняем и познаем рассудком, утверждал он, тогда остальные неодушевленные предметы или одушевленные, но не обладающие способностью рассудка не имеют времени, а это противоречит очевидности. Если согласиться с тем, что время есть мера движения, то надо признать, что оно есть тогда и постольку, когда и поскольку есть измеряющий субъект; в таком случае «в пустынных местах, в не населенных людьми углах Земли, в пещерах и т.
Признавая объективность и непрерывность времени, Кантемир убежден, что оно предшествовало движению. Тем самым философ допускает грубую ошибку, причина которой — неправильное понимание существа движения, рассмотрение его как перемещения в пространстве, а не как процесса изменения вообще. Идея единства времени и движения осталась непонятой им.
Из вышесказанного видно, что трактовка Кантемиром движения содержит немало элементов деизма и поэтому внутренне противоречива. С одной стороны, мыслитель признает бога как первопричину и перводвигатель, а с другой — принимает универсальность движения в природе, осуществляющегося на основании собственных принципов. Эта противоречивость отражает сложные процессы, происходившие в философии и естествознании в период их высвобождения из оков средневековой схоластики. Рассмотренные выше ошибочные взгляды, характерные не только для Кантемира, но и для многих мыслителей — его современников, были преодолены в ходе дальнейшего становления философии. Что же касается высказанных Кантемиром идей об универсальности самодвижения природы и неисчерпаемости материи, его мыслей о движении как изменении вообще, то они влились в общий поток прогрессивных идей Нового времени и являются наглядным доказательством того, что и философская мысль Молдавии развивалась не в стороне от столбовой дороги духовного прогресса человечества.
Глава III
ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ. ОТНОШЕНИЕ К НАУКЕ И КУЛЬТУРЕ
§ 1. Рационалистические тенденции в рассмотрении процесса познания
В ряде работ Кантемир дает свою (не вполне однозначную) трактовку различных ступеней процесса познания и их роли в этом процессе. Не соглашаясь с учеными, провозглашающими, что «вся человеческая наука исходит из чувств» (6, 36), Кантемир в «Метафизике» утверждает, что истинное познание основывается не на данных органов чувств и не на разуме, а на откровении, этом «нематериальном свете», обеспечивающем непосредственно мистический контакт между человеком и богом (см. 11, 23–25). Мыслитель признает ограниченность человеческих знаний. «…Создатель, — пишет он, — не может позволить, чтобы его творение просто знало что-либо так, как знает он сам, ибо таким образом сотворенный уподобится несотворенному, т. е. божественной простоте и мудрости» (11, 58).
Философ стремится доказать, что мирская наука ниже науки священной, т. е. теологии, и нередко далека от истины, хотя и не лишена ценности. Однако антисенсуализм и антирационализм Кантемира еще не свидетельствуют о его агностицизме. Хотя приведенные суждения мыслителя объективно направлены против теории двойственной истины, в целом, однако, Кантемиру присуще умонастроение ученого Нового времени, желавшего, правда, в то же время быть правоверным христианином. О его стремлении примирить науку и религию в ущерб первой свидетельствуют следующие слова: «Об одной и той же истине, которая проста, теологи действительно говорят теологически, а физики, с другой стороны, говорят физически и обычно трактуют простую истину различными способами, которые называют науками, но их аксиомы не согласуются [друг с другом] и различные доктрины несостоятельны» (11, 21). В своем движении к примирению интеллект «целиком подчиняется священной букве, смиренно склоняет гордую неугомонность чувств к коленям священной науки и… учит как теологов, так и физиков, что они должны дышать одной и той же истиной» (11, 23).
Однако хотя рациональное познание и не способно полноценно отражать действительность (такой способностью обладает только интеллектуальная интуиция), тем не менее оно не целиком «порочно», считает Кантемир. Несмотря на все несовершенства человеческого разума, обусловленные его контактом с чувствами, разум все-таки близок интеллекту, ибо разум находится под контролем интеллекта: «…мнение, основанное на чувственных данных, не хорошо и не совершенно, оно должно быть подчинено интеллекту» (11, 295), — пишет философ в «Метафизике».