Дмитрий Ульянов
Шрифт:
G этого дня имя врача Ульянова стало в уезде известным.
Дмитрий Ильич не ограничился выступлением. Надо доказать, что вода — союзница в борьбе с массовыми инфекционными заболеваниями, когда ее нет, болезни, особенно в летнее время, распространяются беспрепятственно. И он пишет большую статью «Отчет о холерной эпидемии 1910 года в Феодосийском уезде». Статья была опубликована во «Врачебно-санитарной хронике Таврической губернии». Статью заметили. Губернские власти распорядились рассмотреть на заседании земской управы вопрос о водоснабжении на Керченском полуострове.
Прошло два месяца, как Ульянов впервые увидел Феодосию. Освоившись на новом месте, приглядевшись к крымской земле и ее
«Дорогая мамочка!
Сейчас получил твое письмо — ездил в город на велосипеде и заезжал в Управу. Ты жалуешься на пыль и жару. У нас еще хуже, чем в Бердянске. На окраинах много немощеных улиц, дуют страшные ветры, облака пыли носятся над городом и над дачами, даже ночью мало прохлады. В комнатах мухи. Одним словом, эта хваленая Феодосия хуже, чем Сахара.
Я живу на даче. Ветер рвет. Солнце жарит. Воды мало в городе, кажется, по копейке ведро. Ее берегут и не поливают даже главных улиц. Погребов при квартирах нет, несмотря на бешеные цены за эти квартиры.
Скучаю страшно по настоящей России с ее лесами, речками, ручьями, с шумной жизнью в лесах и в паче.
Из живых существ ничего порядочного нет — суслики, ящерицы, змеи, пауки…
А еще Феодосия — дар богов, пожалуй, это и дар богов, только глупцам. Крым, чтобы он действительно стал Крымом, что о нем воображают северяне, должен быть залит водой. Воду эту необходимо достать хоть из моря путем опреснения, хоть из облаков путем искусственной конденсации, во что бы то ни стало. А начать в широких размерах лесонасаждение, тогда это будет Крым, а не Сахара».
После заседания земской управы полицмейстер Попов направил начальнику губернского жандармского управления бумагу с изложением основных положений выступления Ульянова. Пока в губернии изучали донесение, Дмитрий Ильич оказался в центре событий, которые представляли для охранки первостепенный интерес.
В одном из писем Банников сообщил, что с Дмитрием Ильичом желает встретиться один местный товарищ. Подробности дела он расскажет при встрече.
Возле дачи Суворина Дмитрия Ильича остановил незнакомый человек. На вид ему было лет сорок, не больше. Ниже среднего роста, крепкого телосложения, с приплюснутым носом, он смахивал на борца из бродячего цирка. Человек назвал пароль и, получив отзыв, представился товарищем Хмелько.
На следующий день вечером Хмелько прокатил Дмитрия Ильича на байдарке, а заодно ввел его в курс партийных дел феодосийского подполья и просил договориться с поэтом Волошиным об оказании помощи социал-демократам. Если тот согласится, то на первых порах у него можно будет хранить нелегальную литературу, устроить партийную типографию.
С Волошиным Дмитрий Ильич лично не был знаком. Но с поэтом когда-то дружил близкий товарищ Дмитрия Ильича — доктор Аскольд Иванович Теш. Он сейчас живет в Коктебеле, по соседству с Волошиным.
О Максимилиане Волошине Дмитрий Ильич слышал много любопытного. Он слыл человеком весьма оригинальным, в частности, много говорили о его знаменитом кабачке «Бубны», где на лето собирались декаденты со всей России.
Вскоре Дмитрию Ильичу представился случай посетить Коктебель. Но, к его огорчению, Максимилиана Александровича дома не оказалось: был он в Париже, на даче жила его мать Елена Оттобальдовна. В тот же день доктор Теш познакомил с ней Дмитрия Ильича.
Елена Оттобальдовна показала Ульянову дом и сад. Ульянов прикинул — в подвале вполне можно было хранить литературу и даже оборудовать типографию… Но матери поэта Дмитрий Ильич не рискнул объяснить цель своего приезда. Кроме того, публика, жившая на даче Волошиных, не внушала доверия. Здесь находились офицеры, мнящие себя любителями искусств. Не исключена возможность, что охранка имела в этой среде своих людей. Елена Оттобальдовна пригласила Дмитрия Ильича бывать у них в любое время. В Феодосию Дмитрий Ильич возвращался вместе с Аскольдом Ивановичем. Говорили о творчестве Волошина. Под размеренный цокот копыт декламировали его стихи:
В напрасных поисках за ней Я исследил земные тропы От Гималайских ступеней До древних пристаней Европы. Она забытый сон веков, В ней несвершенные надежды: Я шорох знал ее шагов И шелест чувствовал одежды…В Коктебеле не удалось создать тайник для хранения партийной литературы.
Большой уезд, а иметь надежную базу негде. А она была нужна. Уже Багликов предупредил: ждите московский гостинец, но только по-братски поделитесь с Керчью.
В большевистских изданиях особую нужду испытывала партийная группа литейного завода Бухштаба — одного из немногих индустриальных предприятий Крыма.
А еще Багликов просил Дмитрия Ильича как можно скорее приехать в Симферополь.
ОПЫТ КОНСПИРАТОРА
Ульянов снимал квартиру в доме Мельникова по Рукавишниковской улице. Это были две маленькие уютные комнатки со старинной потрескавшейся мебелью. Окна выходили на восток. И рано утром солнце будило жильцов. Раньше всех просыпался Мельников, хозяин дома. Он возился в крохотном садике, ухаживал за цветами. Вскоре к этому занятию он пристрастил и Дмитрия Ильича. По утрам хозяин и квартирант, тихо переговариваясь, поили отдохнувшую за ночь зелень. К восьми часам отправлялись на службу: Дмитрий Ильич — в управу, Харлампий Дмитриевич — в нотариальную контору. Но сегодня вопреки правилу квартирант остался дома.
— Товарищи настоятельно зовут в Симферополь, — ответил он коротко на вопрос жены.
Антонина Ивановна понимала: если Дмитрия Ильича зовут, значит, он там очень нужен.
Вечером, когда хозяин возвратился из нотариальной конторы, Дмитрий Ильич сообщил, что едет по делам в Симферополь. Харлампий Дмитриевич попросил зайти к симферопольскому адвокату и передать оставленные им дарственные.
Дмитрий Ильич ночным поездом отбыл в Симферополь. Наутро, тщательно выбритый, в отутюженном костюме, он зашел к адвокату, передал ему документы от Харлампия Дмитриевича и заодно проверил, нет ли слежки. Потом направился на Бахчеевскую улицу, где жил Гордиенко, кум Багликова. Здесь он и встретился с Тимофеем Гавриловичем. Когда они остались в комнате одни, Багликов сразу же заговорил о главном. Оказывается, подпольщики, пытаясь выявить провокатора, сами попались на удочку охранки. Медведеву, одному из испытаннейших товарищей, пришлось покинуть город. Ошибка, допущенная при разоблачении провокатора, могла стоить ему в лучшем случае каторги.
Дмитрий Ильич внимательно слушал Багликова, по ходу разговора уточняя детали, старался представить себе, как было дело.
Багликов присмотрел на окраине Симферополя пустую дачу, затем нашел покупателя, какого-то московского коммерсанта, и указал ему адрес дачи. Подозреваемому в провокаторстве Иорданскому через Медведева сообщили приметы коммерсанта и приказ руководителя подполья: в седьмом часу вечера быть с велосипедом у дороги возле дачи. К нему подойдет человек (для Иорданского — связной ЦК) и спросит: «Чья это дача?» Иорданский должен ответить: «Кажется, Сагинбекова». После этого неизвестный должен передать ему пакет. Иорданский вручит его Медведеву за городом в каменоломне.